Женщина сидела перед овальным зеркалом, расчесывая волосы и что‑то бормоча про себя. Она повторяла комплименты, высказанные ей только что во время свидания.
Прозрачный коричневый гребень мягко скользил по блестящим прядям ее длинных каштановых волос, изящные обнаженные плечи отсвечивали бледностью. Хотя в причесывании особой нужды не было, ей нравилось, после того как мужчины, которые держали ее в своих объятиях, уходили, соблюдать этот маленький ритуал. От женщины исходил приятный сладковатый запах духов – такой слабый, что казалось, это был ее собственный аромат…
Позади нее стоял мальчик. Он пристально наблюдал за ней и вслушивался в то, что она бормочет, как бы ожидая какой‑то особенной фразы. Он знал, что вскоре обязательно услышит ее, поскольку к этим словам женщина приучала всех своих любовников, причем так, что те и не догадывались об этом.
Мальчик, для своих одиннадцати лет, был высок и строен. Его тонкое лицо поражало почти неестественной правильностью черт. И он был удивительно похож на женщину, которая сейчас сидела перед зеркалом.
Вот наконец и прозвучала фраза, которой он так дожидался. Мальчик не смог удержаться, несмотря на все старания…
– Как ты прекрасна, – сказала женщина своему изображению, – я еще не встречал никого прекраснее тебя…
– Но ведь мы с тобой знаем, что это не так, мама? – В голосе мальчика отчетливо слышалась решимость.
Женщина умолкла и повернулась к нему.
Ее зеленые глаза буквально пронзали его насквозь. Пальцы, крепко сжимавшие гребень будто какое‑то оружие, побелели. Она никак не предполагала – а на это он и рассчитывал, – что сын окажется рядом с ней в такой момент.
Несколько долгих секунд мальчик смотрел на мать, ожидая, что же последует за первым импульсом убить его, мелькнувшим в глазах женщины. Убить за чрезмерную – даже по ее понятиям – жестокость его слов. Это было самым сильным оружием, доступным ему в борьбе против нее, причем сильным именно потому, что он говорил правду.