Судите сами. Все важные донесения из Токио немедленно докладывались советскому диктатору. И вот что пишет в своих мемуарах «Воспоминания и размышления» маршал Г. Жуков, бывший перед войной начальником Генерального штаба Красной Армии. Он докладывал Сталину незадолго до начала гитлеровской агрессии свои материалы, и тот заметил: «Один человек передает нам очень важные сведения о замыслах гитлеровского правительства, однако на этот счет у нас имеются некоторые сомнения. Мы им не доверяем, потому что, по нашим данным, это двойник». Маршал высказывает вполне оправданное предположение: «Вероятно, он имел в виду Рихарда Зорге, о котором я узнал только после войны. Его фактически обвинили в том, что он работает и на нас, и на Гитлера Сегодня настало время признать главную ошибку того времени, ставшую причиной и многих других: неверное прогнозирование возможных сроков нападения фашистских войск».
Этот случай, кстати сказать, ярко иллюстрирует и тот факт, что самая ценная и своевременная информация от надежнейшего разведчика рискует превратиться в никому не нужный архивный документ, если не будет достаточно глубоко осмыслена и использована для принятия соответствующих политических, военных и экономических решений высшими государственными инстанциями.
Достоянием исследователей уже стали полученные от Зорге телеграммы о готовящемся нападении на Советский Союз, на которых имеются высокие и высочайшие резолюции вроде такой: «В перечень сомнительных и дезинформирующих сообщений Рамзая» (начертано на радиограмме от 1 июня 1941 года рукой тогдашнего начальника разведывательного управления РККА генерал-лейтенанта Ф. Голикова. В.Ч). И это несмотря на то, что в распоряжении советских разведывательных органов имелись сообщения из других источников, в частности из берлинской резидентуры Арвида Харнака Харро Шульце-Бойзена и из парижской Леопольда Треппера. И это при том, что донесения Зорге нередко основывались на информации, полученной из канцелярии Гитлера, а также из верховного главнокомандования вермахта.
Вообще-то объективно, если встать на позиции тридцатых начала сороковых годов, если окунуться в атмосферу жизни советского общества того времени, можно понять настороженность иных сотрудников Центра к Зорге. К ним поступали, скажем, сведения из Германии, в которых он проходил как токийский агент Главного управления имперской безопасности, снабжавший нацистскую разведку первоклассной информацией. Об этом, в частности, можно прочитать в вышедших после войны мемуарах Вальтера Шелленберга[2], бывшего начальника VI (разведывательного) управления этого главка. Шеф гитлеровской политической разведки не выдумывал. Зорге действительно снабжал и германскую секретную службу, и дипломатическое ведомство рейха, и канцелярию национал-социалистской партии разнообразной разведывательной информацией о политике Токио, японо-немецких отношениях, деятельности немецкой колонии на Японских островах Да иначе и быть не могло. Зорге должен был это делать. Ведь он прикрывался деятельностью немецкого журналиста, пресс-атташе германского посольства, личиной правоверного нациста. И нужно было вести себя соответственно, чтобы не быть разоблаченным, чтобы не провалить своих помощников, свою разведывательную организацию. В Центре знали это, но не все хотели понять, особенно после того, как Сталин в августе 1939-го пошел на мировую с Гитлером. Тогда вождем советского народа овладела навязчивая идея: германский фюрер старается избежать войны на два фронта, и, пока он воюет с западными демократиями, военной конфронтации с Советским Союзом не будет. Сам кремлевский властитель, прекрасно осведомленный о военно-экономических слабостях нашей державы, как огня боялся столкновения с мощным и отмобилизованным нацистским рейхом и старался не дать ни малейшего повода германскому правительству для агрессии на Восток. Любые сведения о том, что немцы готовятся выступить против СССР, он рассматривал как дезинформацию западных держав, в первую очередь Великобритании: им, мол, выгодно было столкнуть Советский Союз с Германией, чтобы отвлечь от себя значительные силы вермахта и отвести от себя угрозу поражения.
Поэтому когда Зорге в самый разгар советско-германского флирта передал первое предупреждение о том, что Гитлер готовит нападение на Советский Союз, Сталин решительно отмел его. Поскольку Рамзай продолжал упрямо доказывать, что его сведения подтверждаются, и привел новые факты, диктатор зачислил своего токийского резидента в двойники: он-де работает на империалистическую разведку. Я не исключаю, что не все руководители разведупра разделяли подозрения Сталина, но перечить ему, конечно, не стали. Тем более в оперативном деле Зорге были зафиксированы контакты с немецкими, английскими, французскими, американскими специальными и дипломатическими службами, корреспондентами и деловыми людьми. А вообще раз вождь сказал, никто, понятно, ослушаться не мог. В противном случае любой сотрудник советской разведки, независимо от должности и звания, рисковал головой.
Так гордость нашей секретной службы резидент Рамзай попал в число сомнительных и ненадежных. Мнение «вождя народов» дамокловым мечом висело над разведупром. Непосредственные руководители Зорге переносили оценку Сталина на свои отношения с разведчиком. Информация Рамзая не использовалась. Были вдвое сокращены и без того скромные ассигнования на работу токийской резидентны. Она отвлекалась на выполнение второстепенных заданий, бесконечные уточнения, проверки и перепроверки полученных ею материалов. В конце концов руководство разведупра приняло решение отозвать Зорге из Японии. Его информацию генерал Голиков перестал докладывать Сталину.
Зорге чувствовал, что вокруг него все туже сжимается не только удавка слежки японской контрразведки, но и кольцо подозрений Центра. Представляете, как ему было тяжко и обидно. Ну хорошо, пусть японцы ведут охоту это в конце концов понятно и неизбежно. Но свои? За что?!
Как же реагировал Зорге на то, что его сообщения с исключительно важной военно-политической информацией оставлялись без внимания и отправлялись в архив? Он считал, что произошла какая-то чудовищная ошибка. Вот что вспоминает его ближайший помощник радист Макс Кристиансен-Клаузен: «Ведь мы еще за несколько месяцев до этого (нападения нацистской Германии на СССР. В. Ч.) сообщали, что у границы Советского Союза сосредоточено по меньшей мере 150 дивизий и что война начнется в середине июня. Я пришел к Рихарду. Мы получили странную радиограмму ее дословного содержания я уже не припоминаю, в которой говорилось, что возможность нападения представляется Центру невероятной. Рихард был вне себя. Он вскочил, как всегда, когда сильно волновался, и воскликнул: «Это уж слишком!» Он прекрасно сознавал, какие огромные потери понесет Советский Союз, если своевременно не подготовится к отражению удара».
Зорге, безусловно, знал о сталинских репрессиях в Советском Союзе. О том, что они широко затронули командование Красной Армии, руководство советской разведки, многих оперативных работников, разведчиков-нелегалов. Ведь за рубежом, и в частности в Японии, о московских судебных процессах, тотальных чистках тогда писали много. Знал и о перебежчиках крупных работниках советской разведки и контрразведки: Вальтере Кривицком резиденте в Западной Европе, Александре Орлове шефе советской агентурной сети в Испании, ушедших в Соединенные Штаты, и полномочном представителе НКВД по Дальнему Востоку комиссаре госбезопасности третьего ранга Генрихе Люшкове, переметнувшемся к японцам. И нельзя исключать, что у Зорге возникали мысли о том, что и ему не избежать трагической судьбы многих советских разведчиков, безжалостно расстрелянных или брошенных на длительные сроки в гулаговские лагеря, если бы он вернулся в Советский Союз. Ведь это факт, что Берия, ненавидевший крупнейшего советского разведчика, после его провала отыгрался на Екатерине Максимовой жене Рихарда Зорге, которая осталась в Москве. Ее сослали в район Красноярска, где она погибла в 1944 году.