Салливан позволил себе короткую улыбку, но тут же ее загасил.
Меньше всего я хотел обидеть вас, птичка.
Я в это верю. Как и в то, что вы вовсе не зло, расчетливое и эгостичное.
Я вредил вашим любимым зверюшкам. Разве этого мало, чтобы вы меня ненавидели? не убирая теплой руки с моей шеи, уточнил магистр.
Вы бросили раненую шмырлиху перед целительским корпусом. Не уползи она в кусты и не уйди Милли на обед, Хлою-Жюли обнаружили бы раньше. И после, в теплице, вы подсказали мне, как ее спасти, прошептала торопливо, пользуясь тем, что он меня слушает. Вы же не знали, что у нас пустая аптечка и не хватает целителей! Вы сами жертва не меньше, чем мои шмырлы.
Перестаньте. Хватит! Не смейте меня жалеть. Я не один из ваших питомцев, которых надо спасать, передернул плечами Салливан и оторвал от меня горячие ладони. Вы должны злиться. Кричать. Бросаться на меня с кулаками. Где весь ваш запал?!
Нет запала. Весь поистратился, призналась растерянно.
Ему совсем необязательно знать, о ком я думала бесконечными зимними ночами. Чьи загребущие лапы не давали мне покоя, чьи требовательные губы мешали мне заснуть.
Ваша тигрица до сих пор на меня рычит, строго напомнил магистр. Советую брать с нее пример.
Думаю, той ночью, когда я окатила вас «Животной страстью», вы не просто так бродили по лесу. Вы шли к оврагу, чтобы убедиться, что Сажель выпуталась. И явились бы туда раньше, если бы я вас не задержала «творческим экспериментом».
Я намеренно игнорировала его полыхающий взгляд. Свое чувство вины пусть подпитывает в себе самостоятельно, я в таких глупостях участвовать не буду. Мне папиных тараканов хватает.
Карпова! Это красиво придумано, но
Вы воспользовались сетью, видя, что заряда в ней почти не осталось и за короткий срок она не нанесет большого вреда. Любая тигрица выпуталась бы за полчаса, дав вам отсрочку. Та ловчая сеть оказалась бракованной, но кто мог об этом знать? А потом вы достали для Сажельки «Сомнию» и
У вас слишком доброе сердце. Особенно в отношении монстров, скривился магистр.
А еще вы помогли мне освободить ламбикуров в Индии. Вы даже шурха, добытого из моих волос, убивать не стали. Да какое же вы зло?!
Вы обещали, княжна. Что не простите, заупрямился Салливан. Так будьте последовательны и не вздумайте меня жалеть.
А если вздумаю? Накажете? насупилась я, ерзая в платье. Шлепать будете?
Тело кипело жаждой действий. Хотелось то ли с поцелуями броситься на него, то ли с кулаками Никак не удавалось определиться в своих желаниях.
Вы похожи на нахохлившуюся либри, Карпова. Поперхнувшуюся жуком-короедом.
А вы мастер комплиментов. Хотите я расскажу, кто вы, магистр Салливан? я задрала подбородок и посмотрела прямо в серые льдинки, искрившиеся на дне чем-то неизведанным, но безумно любопытным.
Рискните.
Вот эти ваши часы идиотские со стойким привкусом нафталина они вам правда дороги. Как память. И хвостик завязывали вы, а не Блэр. Сами рассказывали, что в магприюте вас так научили, пробурчала, не отрывая пристального взгляда. Кто из нас в ком тонул, было уже не разобрать. Блэр сказал, что в юности вы любили животных и вырезали фигурки из дерева. А еще водили дружбу с поварихой и недурно готовили. И вы вспомнили все этого намного раньше, чем я вытолкнула из вас драного принца.
Это мелочи, лежащие на поверхности. А что на дне? Кто? прохрипел Салливан, пряча руки за спину. Словно сам себе запрещал прикасаться. И что он еще способен натворить?
Блэр говорил, что ему все труднее заставлять вас переступать через принципы и врожденную нравственность!
Правда? А мне кажется, что я лично с вами, княжна, переступил все, что можно и нельзя, магистр навис надо мной серой тучей, от заиндевелых глаз веяло холодком. И не один раз.
Вы не могли ничего поделать. С собой и со мной.
С вами я очень многое смог поделать. Ублиум Мортиса я пока не ел. А хотелось бы, выдохнул тяжело.
Вас толкали капли! призналась пылко. Пусть уж лучше винит магические инстинкты, чем считает себя злом во плоти.
М-да Капли, раздраженно повторил Салливан. Я слышал тот разговор. Как в тумане, но слышал. «Магическая физиология»! Превосходно. Спятившие капли, голос, нашептывающий злодейские идеи, Судьба-богиня, та еще затейница Такое чувство, что я сам в этом мире уже ничего не решаю!
Я отвернулась, обхватила себя за подмерзшие плечи и прошлась до окна. Белые шапки теплиц, ажурные ворота Заповедника вдали, темно-зеленая стена, сотканная из елового воинства Привычный вид успокаивал и притуплял желание кого-нибудь придушить.
Не так чтобы сильно притуплял. Но пока хватало.
Вы так говорите, словно в притяжении капель-половинок есть что-то дурное, пробормотала в недоумении. Мои родители ни разу не жаловались на магию, искрящую между ними. Да и госпожа Пламберри не считает это смертельным диагнозом. А вы так морщитесь, словно хворь какую неприличную подцепили.
Ваши родители тоже с шестнадцати лет слышали голос, подстрекающий к омерзительным делам? Их дух тоже пытались подавить, усыпить, выгнать из плоти? Салливан распалялся все сильнее. Сопел загнанным горным троллем и мерил нервными шагами палату. Их превращали в немых свидетелей творившегося безумия? В кукол, в марионеток?!
Всякое бывало, я повела плечом, с трудом понимая, куда он клонит.
Единственное, что пока четко осознавала моя извилина: целовать меня тролль не планировал. А жаль. Мне очень хотелось вспомнить его вкус и сверить его с воспоминаниями. Убедиться, что это все было наяву.
Вы не понимаете меня, да, княжна? догадался он с неприятной насмешкой. Больше никто не будет управлять моей жизнью. Ничто не заставит меня думать, что я чего-то хочу, если я не хочу. Доступно объяснил?
Он остановился поблизости, подцепил мой подбородок и подтянул к себе. Так, чтобы каждое слово, брошенное с неприкрытой яростью, вбивалось мне в ухо и отпечатывалось в сознании.
Никто. И ничто. Ни паразитирующий дух доисторического маньяка. Ни шурхова богиня Судьба, шипел возмущенно Салливан, окатывая горячим дыханием мой подбородок. Ни драная капля, что нестерпимым, мучительным магнитом тянется к другой. Что вытрясает всю душу, что разрывает в клочья плоть. Путает мысли, велит нарушать все мыслимые правила, все собственные принципы Заставляет творить безумства, за которые, по-хорошему, меня следовало бы лишить головы
А она еще тянется? робко уточнила, прикусывая губу.
Интересно ведь. Так уж вышло, что злобных троллей, сотрясающих воздух и пыхтящих бешеными самоварами, я совсем не боялась. Иммунитет у меня к ним. И потому вместо ужаса и смирения во мне проснулась неблагоразумная любознательность.
Кто тянется?
Капля. Ваша. Непослушная, прошептала, чувствуя, что еще чуть-чуть, и меня засосет в серебристо-серые омуты без остатка. Тянется?
С одной я как-нибудь справлюсь. С моей. Непослушной, уточнил недовольно Салливан. Я достаточно взрослый мужчина, чтобы совладать с магическими инстинктами.
Ноздри «достаточно взрослого мужчины» угрожающе раздувались, глаза искрили расплавленным серебром, челюсть сжималась. Грудь ходила ходуном под черной Артовой водолазкой, которая магистру все-таки была узковата.
Ну вот зачем все так усложнять? Пыхтеть, распинаться? Почему нельзя просто меня поцеловать и
Его губы впечатались в мои так неожиданно, что я замычала удивленно. Глаза распахнула так широко, что со стороны они должны были напоминать бирюзовые блюдца.
Я послушно подалась вперед, вжалась в неспокойное тело, задрожала. Рандор целовал жадно, глубоко. До мурашек под коленями, до слабости в каждой мышце. Ровно так, как мне нравилось. Так, словно хотел на деле показать, как я желанна, как нужна ему сегодня. И как буду завтра.