Ну, эту-то нашу девушку спортсменкой назвать трудно. Да и выглядит она так, как если бы с ней произошло что-то нехорошее. Понимаешь? Говорю же, рано поседела, вся какая-то неприбранная, с пятнами крови на виске. Может, и на одежде, я же не видела Вот точно память ей отшибло. И она бредила. Знаешь, я читала однажды, еще в детстве, как одна женщина, когда у нее поднялась высокая температура, вдруг принялась бредить на непонятном языке, предположим, греческом, хотя никогда им не владела. Позже выяснилось, что, когда она была моложе, она работала прислугой у одного профессора, который разговаривал на греческом. Каким-то участком мозга женщина запомнила слова.
Это ты к чему? Глафира не отрывала взгляда от дороги. Перед тем как услышать ответ Валентины, подумала, что напрасно не сообщила Адаму, куда именно они отправляются. Девушка тоже говорила на непонятном языке?
Глаша, ты меня совсем не слушаешь. Она говорила на английском. И, как мне показалось, чисто. Но я не англичанка, мне трудно судить. И в то же самое время у меня было такое ощущение, словно она понимает то, что ей говорят на русском. Вот так.
У тебя ведро есть?
Какое еще ведро?
А тряпка?
Глафира!
Думаю, ты не месяц, а все два будешь мыть полы у нас в офисе, проворчала Глаша. Хоть бы там какой-нибудь буфет, что ли, был Так кофе хочется.
Проехав основную часть пути, свернули направо и покатились в сторону железнодорожного переезда. Через пять минут машина остановилась неподалеку от здания станции. Все вокруг плавало в сиреневой предутренней дымке. Татищево еще не проснулось.
Господи, как тихо Глаша вышла из машины и сладко потянулась, расправляя затекшие мышцы. Ну, давай, показывай свою «англичанку».
Глаша, я и так нервничаю! Хоть бы она была здесь Валентина открыла дверь и вошла. Кошка, дремавшая в стенной нише, поднялась, вытянув лапки, и тоже потянулась, зевнула, показывая розовость язычка и беленькие зубы. После чего снова улеглась на свое место и прикрыла глаза, каким-то внутренним чутьем понимая, что опасности нет.
На скамье лежала девушка. На боку, свернувшись в клубок. Старые растоптанные кроссовки, грязные джинсы, толстый свитер, спутанные волосы неопределенного цвета с седыми прядями. В точности такая, как и описывала ее Валентина.
Вот, это она! с гордостью воскликнула Валентина. Ну, что я говорила? Ее никто не встретил!
Глафира подошла и осторожно тронула девушку за плечо.
Она совсем холодная
3. 2009 г., Татищево
Не припомню, чтобы мне еще когда-либо было так худо. Меня обуревали желания, одно нереальнее другого. Искупаться, выпить горячего чая, надеть свою привычную и, главное, чистую одежду, и не менее важно оказаться уже дома, вынырнуть из этого длящегося, как мне казалось, целую вечность кошмара.
Сколько уже может сниться этот вокзал не вокзал, станция не станция и эта кошка не кошка. Еще подумалось почему-то, что хорошо все же иметь шерсть. Тогда никакой одежды не нужно. Да и багажа тоже. И денег. Правда, если у тебя, у кошки, есть хороший хозяин.
Я слышала, как скрипнула дверь. По логике вещей, это должны были быть полицейские, которые растолкают меня и выпроводят из этого странного места в полицию. Или просто выгонят на улицу. Мол, нечего таким, как я (а я знала, что выгляжу самым преотвратным образом), спать на вокзале.
Я снова услышала женские голоса. Почувствовала, что ко мне подошли совсем близко, потом даже тронули за плечо.
Она совсем холодная, услышала я над самым ухом и повернулась, чтобы посмотреть, кто меня трогает.
Увидела двух девушек. Тоненькую, с испуганными глазами, и полную, просто-таки округлую молодую женщину, внимательно меня рассматривавшую.
Она жива, слава тебе господи, произнесла та, что тоненькая. И, уже обращаясь ко мне: Как вы себя чувствуете?
Ужасно, вот как, сказала я чистую правду.
Глаша, ты слышала? Она говорит на английском! И снова обращаясь ко мне: А вы по-русски понимаете?
Конечно, понимаю ответила я уже на русском. На таком, за который в Кембридже мне ставили довольно высокие баллы.
Глаша, прошептала в каком-то восторге девушка, она и на русском может! Так это же отлично!
Вы кто? спросила я, понимая, что со мной происходит что-то непонятное и что все это не сон.
Меня зовут Глафира, ответила мне приятным голосом пышнотелая молодая женщина в вязаном белом свитере. Очень чистом, подумалось мне, находящейся в очень странном состоянии нечистоты и холода. А это Валентина. Вы ехали с ней в одном купе, в поезде. Ей показалось, что вам требуется помощь. И вот мы здесь. Возможно, мы вмешиваемся в вашу частную жизнь
Подождите. Я сама ничего не могу понять
Пожалуйста, переключитесь на русский, попросила меня та, что звалась Валентиной.
Да уж, так будет легче общаться, улыбнулась Глафира. Я, конечно, неплохо училась в школе, но говорю на английском медленно и с жуткими ошибками. Так что ваш беглый
Извините. Да, конечно.
Я и сама понимала, что говорю со страшным акцентом, но это было все же лучше, чем болтать на родном, английском. Так, во всяком случае, была надежда, что меня поймут.
Можно полюбопытствовать, что вас привело в э Татищево? спросила Глафира.
Я еще раз взглянула на них, пытаясь понять, не аферистки ли они и что им вообще от меня нужно. Но, с другой стороны, в том состоянии, в котором я находилась, вряд ли стоило требовать аудиенции с английскими дипломатами. Да еще на станции Татищево!
Я понятия не имею, что это за станция честно призналась я. Да оно и так ясно было. Если бы у меня здесь было дело или меня кто-то ждал, вряд ли меня обнаружили бы спящей на вокзальной скамье.
Ну, что я говорила? чуть ли не обрадовалась Валентина.
Послушайте, может, здесь есть какое-нибудь приличное заведение, где мы бы могли спокойно поговорить, выпить кофе? спросила Глафира. Что-то не нравится мне здесь
А уж как мне не нравится, согласилась я с ней.
Нет здесь ничего подобного, можете даже не искать. Тем более в пять утра. Вы что?
Предлагаю поехать домой, вздохнув, сказала Глафира. Я вижу, что вам требуется помощь. Вы и промерзли, и помыться не мешало бы, да и одеться потеплее Хоть и май месяц, но ночью и утром вот холодрыга.
Что? не поняла я.
Очень холодно, извиняющимся голосом пропела Валентина. Ну, так как? Поедете с нами?
Если у вас дома есть горячая вода и горячий чай, то поеду, ответила я и с трудом поднялась со скамьи.
Толстушка со звучным именем Глафира уселась за руль. Валентина же усадила меня рядом с собой на заднее сиденье «Мерседеса». И мы поехали. Незнакомый поселок, незнакомая дорога, унылый пейзаж. К несчастью, я никак не могла вспомнить, каким вообще образом оказалась в России.
Что с вами произошло? спросила Глафира. Вы помните, как вас зовут и каким образом вы оказались в Татищеве?
Меня зовут Джейн Чедвик, ответила я с готовностью, словно давно уже ждала этот вопрос. И я не помню, каким образом оказалась здесь. Вернее, я помню, как меня несколько часов тому назад
Почти три часа назад, подсказала мне Валентина.
три часа тому назад высадили из поезда здесь, на этой станции. Поначалу я подумала, будто бы мне все это снится. Но теперь-то я понимаю, что это не так.
Это хорошо, что вы помните свое имя, заметила Глафира. И где вы живете? Помните?
Да, я все отлично помню! В Кобэме! В графстве Суррей! Это всего-то в сорока километрах от Лондона.
У вас есть документы?
Нет, призналась я. Ни документов, ни денег.
Когда вы в последний раз были дома?
Я отлично помню мой день рождения 15 апреля.
Где вы его праздновали?
Нигде. Дома, в Кобэме. Я слушала музыку, испекла себе миндальные пирожные Все было хорошо.
Вы помните домашний телефон? Или номер телефона ваших близких?
Последний мой родственник, дядя Мэтью, умер в прошлом году. От старости. Он был прекрасным человеком, и я его очень любила. Иногда мне кажется, что он до сих пор жив, просто забывает мне послать открытку с Рождеством или днем рождения Так вот. У меня нет такого человека, которому я бы могла позвонить, понимаете?