Совсем еще юного Холла пригасили в Лос-Аламос прямо из Гарварда. Парень с детства проявлял талант к точным наукам. В четырнадцать лет он поступил в Колумбийский университет, но преподаватели, разглядев в нем вундеркинда, порекомендовали перевестись в Гарвард. Холл окончил учебу с отличием и поступил на службу в Лос-Аламос. Ему было всего девятнадцать.
Теперь он стоял у входа в советское консульство в надежде, что его визит воспримут всерьез. Ему навстречу вышел высокий человек крепкого телосложения, назовем его Корняковым. Холл воодушевленно стал рассказывать ему о том, что он мог бы передавать Советам важные секретные документы из лаборатории Лос-Аламос. Сообщил, что еще в студенчестве увлекся социалистическими идеями и очень сочувствует Советскому Союзу, который так самоотверженно сейчас сражается с фашистами. «Вы тоже должны владеть ядерной бомбой чтобы иметь возможность защититься», добавил Холл в конце беседы и сунул в руки Корнякова сверток. Это были чертежи плутониевой бомбы «Толстяк», которая позже будет сброшена на Нагасаки. Так Холл стал работать на советскую разведку.
Проникнуть в Лос-Аламос было практически невозможно. По крайней мере, так считал военный куратор ядерного проекта генерал Гровс. Туда даже гражданам Америки вход был закрыт. Крупнейшие ученые, занятые в проекте, числились под чужими именами и фамилиями, сотрудники лабораторий под номерами и даже не имели водительских прав на свое имя. Сотрудники лаборатории после 22 часов не могли покидать свои квартиры, их телефоны постоянно прослушивались. Даже письма от родственников они получали по надуманному адресу: «Армия США, п/я 1663». Генерал Гровс любил повторять: «Мы создали такую систему защиты, сквозь которую даже мышь не смогла бы проскочить». Ему и в голову не приходило, что в этой неприступной крепости работают советские осведомители.
В числе ученых было немало советских агентов. Они, как правило, не знали друг о друге. И работали на Советский Союз не за деньги, а исключительно за идею. Понимая, сколь разрушительное оружие вскоре окажется в руках США, они не хотели, чтоб оно стало инструментом политического шантажа. А кто мог тогда противостоять США? Только Советский Союз.
Теодор Холл пользовался огромным уважением коллег и имел допуск к самым секретным материалам. В операции «Энормоз» он получил псевдоним Млад.
С «Лесли» Холл встретился в Альбукерке, курортном городке недалеко от Лос-Аламоса. Она ждала его вечером на лавочке в парке. Придя на встречу, Холл увидел красивую статную женщину в безупречном костюме. Он передал ей непроявленную пленку. Как он потом рассказывал, таково было указание сверху, чтобы пленку в случае чего можно было засветить. «Лесли» положила ее в коробку с гигиеническими салфетками и ушла.
Это была Леонтина Коэн еще один советский агент. В тот вечер, после встречи с Младом, она сразу отправилась на железнодорожный вокзал. Но на подходе к вокзалу увидела, что перед поездом у каждого вагона стоят полицейские и проверяют личные вещи у каждого пассажира. Мгновенно у Лесли родился план. Она дождалась, пока до отхода поезда оставалась минута, и помчалась к своему вагону. Полицейский ее остановил, она позволила ему обыскать свой чемодан. А потом сунула полицейскому прямо в руки коробку с салфетками, в которой была пленка от Млада, и стала изображать, что не может найти билет на поезд. Она судорожно искала его в дамской сумочке, пока поезд не тронулся. В ту же секунду она «нашла» билет, схватила чемодан и запрыгнула на подножку вагона. Коробка с салфетками осталась в руках у полицейского. Тот кинулся вслед за Лесли с криком: «Мадам, ваши салфетки» и отдал ей коробку. Позже Леонтину спрашивали: «Почему вы были так уверены, что коробка в итоге окажется у вас?» Она отвечала: «Я знала, что настоящий джентльмен поступит именно так».
Американка Леонтина Коэн и ее муж Моррис работали на советскую разведку как и Холл, работали за идею. Когда они познакомились, Моррис уже был нелегальным агентом (оперативный псевдоним Луис). Поначалу Леонтина ни о чем не догадывалась, пока Моррис сам во всем ей не признался.
Вот как рассказывали об этом сами супруги Коэн.
Леонтина: «Однажды Моррис пришел домой с букетом красных роз и украдкой положил их на столик в прихожей. Чувствую, что он вроде бы чем-то поделиться со мной хочет, а сказать не решается. Вижу, терзают его какие-то сомнения. И вдруг слова у меня будто сами вырвались: Ну говори же, Бобзи».
Морис: «Да, я тогда долго не мог решиться, привлекать или не привлекать Лону к сотрудничеству с советской разведкой. Я, конечно, понимал, что играть и дальше в прятки не имело смысла. А тем более мне к тому времени уже сообщили о принятом в Москве решении, согласно которому я и Лона могли вместе выполнять задания. Хорошая супружеская пара это наилучший вариант для ведения совместной разведывательной работы».
Леонтина: «Он так и сказал: Ты должна помочь мне, Лона: когда муж и жена будут заниматься одним делом, так будет надежнее и безопаснее для обоих. Когда я спросила: Зачем русским нужна разведка в Америке, когда у них идет война с Германией?, он, не задумываясь, ответил: Может, это прозвучит и странно, но для России разведка сейчас это передовая линия обороны, и потому мы должны помочь ей. Но ведь это же шпионаж?! упрекнула я его. Мне плевать, как это называется, ответил он».
Для супругов Коэн операция «Энормоз» была одной из главных в их жизни: они отдавали себе отчет в том, что от нее в конечном итоге зависела судьба всего человечества.
Супругов Коэн арестуют, когда операция «Энормоз» будет завершена. Это случится в 1961 году в Англии: там они продолжали выполнять поручения советской внешней разведки, изображая коллекционеров антикварных книг.
По словам Мориса Коэна, «книги самая удобная вещь для передачи данных. Между строк можно писать невидимыми чернилами. Посылки можно спокойно отправлять почтой куда угодно. Книги не проверяют пристально. Получателю достаточно указать только зашифрованный номер страницы, где хранится скрытая информация».
За работу на советскую разведку в Великобритании Морриса осудят на двадцать пять лет тюрьмы, а Леонтину на двадцать. В 1969 году их удастся обменять на арестованного в СССР агента МИ-5 Джералда Брука.
Теодор Холл тоже будет разоблачен в 1960-х годах в результате американской контрразведывательной операции «Венона». Но, поскольку сама «Венона» была засекречена и предъявить секретные документы в суде было невозможно, Холла не посадили, а просто уволили. Он уехал из Штатов в Англию и спокойно работал в Кавендишской лаборатории Кембриджа, пока в 1995 году не рассекретили документы «Веноны». Пикантные факты биографии Холла вспыли на поверхность, и в 1997 году он признался в том, что работал на советскую разведку. Холл был вынужден до конца жизни объяснять западным журналистам, почему принял такое решение. А после его смерти в 1999 году продолжила оправдываться уже его жена Джоан. В своих мемуарах она писала: «К октябрю 1944 года Тед принял решение передавать информацию о проекте Советскому Союзу. Когда я спросила его почему, он объяснил, что боялся, что Соединенные Штаты станут очень реакционной державой после войны и, имея ядерную монополию, начнут использовать это подавляющее преимущество, чтобы диктовать остальному миру свои условия».
Холл, Луис и Лесли были далеко не единственными агентами советской внешней разведки в «Манхэттенском проекте». Еще до официального начала операции «Энормоз», в конце 1941 года, в советское посольство в Лондоне зашел долговязый человек и попросил провести его к послу Ивану Михайловичу Майскому. Посетитель сообщил послу, что у него имеется для советского правительства важная информация о разработке ранее неизвестного в мире мощного оружия, что Англия разрабатывает его втайне от своего союзника СССР, и потому он решил эту несправедливость исправить. Это был немецкий ученый-эмигрант Клаус Фукс (в деле «Энормоз» фигурировал под псевдонимом Чарльз).