Все в порядке? спросила она.
Все отлично, обнял ее Граф, прижимаясь мокрым анораком, сейчас разожжем печку, выпьем спирту и все наладится.
День был тяжелым, я чувствовал, как они устали. Дождь зимой в тайге ни к чему хорошему не приводит, тем более, намечалось похолодание. Облака поднимались вверх, небо постепенно расчищалось. Сегодня они вели себя гораздо тише. Снова шуршали, фыркали, гремели, но на шутки сил не осталось. За ужином шел тихий разговор. Я был снаружи, но живо представлял, как оно происходит внутри.
У меня вопрос к группе, сказал Капец.
Пожалуйста! Граф изобразил жест великодушия.
Капец так же тихо продолжал.
Как дела у вас, ребят? Как самочувствие?
Плохо! сразу подхватил Валька, радуясь, что кто-то всерьез озаботился его плачевным состоянием.
Как вообще настрой? спросил Капец, глядя на Графа исподлобья. Не пора ли поговорить о запасных вариантах?
Пока не пора.
Я хочу знать мнение группы.
Надюха приподнялась на коленях, взяла в руки пластиковую рюмашку.
Юрка, да что с тобой? Я понимаю, Вальке тяжело. Может, Личке опыта не хватает, но она держится молодцом! А ты? Сколько у тебя «шестерок»?
В том-то и дело, Надежда, он чокнулся с ней и выпил, она тоже, что слишком много. Слишком много я видел. И смерть видел, и слышал о ней Иногда лучше остановиться на достигнутом.
Что ты предлагаешь? с надеждой спросил Валька.
Я предлагаю подумать над запасным вариантом.
Все молчали, и Капец, развернув карту, продолжал:
Послезавтра мы должны подойти к устью ручья Медвежий, который, по всей видимости, течет с непройденого перевала, к которому так стремится Граф. Эти два дня пролетят незаметно, а потом начнется самая трудная часть маршрута. Я вижу, что большая часть группы сильно устала. Поэтому предлагаю, не доходя до Медвежьего, свернуть на запад, вот сюда, и пройти простой и безопасный перевал Лисий. После перевала мы пару дней будем идти по реке Бияса и наслаждаться остатками отпуска. Закончим маршрут, как и собирались, в Советском. Выйдет хорошая пятерка. И без трупов.
Отличное предложение! воскликнул Андраш. Но несвоевременное.
Лично я хотел бы все-таки дойти до цирка, поддержал Виталик.
Ради него все было задумано, не так ли? Личка посмотрела на Графа, и тот кивнул.
Только вперед! Надежда подняла кружку.
Наливай! скомандовал Виталик.
Разлили, чокнулись, выпили. Потом, лениво потягиваясь, Граф спросил:
Все высказались?
Кто-то кивнул, кто-то пожал плечами.
Тогда давайте спать.
VII
Я дремал перед охотой, когда они подошли на расстояние трех прыжков. Массивная мужская фигура и маленькая женская. Девочка и Граф. Он обнимал ее, она тихо говорила.
С кем бы у меня не было отношений, между нами как будто стояла стеклянная невидимая стена. Как будто я из другого мира, не из этого
Граф склонился над ней, и они долго целовались.
Да Даже не верится, что когда-нибудь мы вернемся домой он провел рукой по ее струящимся светлым волосам и аккуратно надел ей капюшон. Она опять его сняла и довольно громко сказала:
Для тебя походы другая жизнь. А у меня жизнь одна. И для меня все, что происходит по-настоящему. По-настоящему! закричала она, Понимаешь?!
Граф отступил и со вздохом произнес:
Не понимаю. Наверное, я слишком стар
Что будет с нами потом? Я не смогу тебя забыть.
Да, согласился Граф. Забыть человека тяжело. И больно. Как часть тела на живую вырезать, он вздохнул, и этот вздох перешел в потягивание. Но возможно. Я это проделывал, и не один раз. Человек не может жить с дырой в теле, но прекрасно существует с дырами в душе.
Лика всхлипнула. Потом посмотрела на Графа.
Человек не может жить просто так. Просто по инерции. Человеку нужно кого-то или что-то любить.
Да, согласился Граф, я уже давно мертв. Мое сердце умерло, а мозг просто выполняет поставленные перед ним задачи.
Откуда ты берешь эти задачи?
Из прошлого. Недоделанные дела. Нерешенные задачи. Мы живем ими.
Иди в жопу, Граф! Лика резко повернулась и пошла к палатке.
Мне почему-то захотелось наброситься на этого странного, одетого в пуховку человека. А он стоял и чесал в затылке, как большой неуклюжий медведь.
Наутро я снова видел Лику. После неудачной охоты, мучаясь голодом и бессонницей, я бродил вдоль реки. На льду было много дырок проталин, в некоторых местах будто большая собака языком слизала. Вдруг в утренних сумерках появилась девушка в ярко-красной куртке. Словно паршивый кот, я шмыгнул в кусты и замер. Она шла на лыжах, держа в руках каны. Подойдя к промоине, встала на колени, начала аккуратно черпать воду железной кружкой и сливать в котелок. Из-под синей шапки у нее выбивались светлые пряди волос.
Казалось, уйди она сейчас, пропади с картинки, и эта картинка бытия сама лопнет, растворится, как мыльный пузырь. Хоть Лика и человек, не было никакого противоречия между ней и окружающим ее дремучим лесом. Охотник несет беды и суету. Девочка несла мир и покой. Глядя на нее, я был счастлив. Счастлив, что она есть. Вокруг стояла прозрачная тишина, и только тихое сопение воды подо льдом да редкое бряцанье кружки о кан нарушало предутреннее спокойствие спящего леса. Девочка набрала воду, подняла кан и замерла, стоя на коленях. Какое-то время она стояла и просто слушала зимнюю лесную тишь, подняв лицо вверх. Потом ее вывела из оцепенения какая-то маленькая беспокойная птица, Лика взяла каны и пошла в лагерь. Я отошел подальше в лес, зарылся в сугроб и сладко уснул.
VIII
Объявленный абсолютно чистым предрассветным небом, мороз не заставил себя ждать. Не желая прозябать в спальнике без Лички, Граф разжег печку. Пока разжигал, чуть не отморозил пальцы. Открыла тубус и влезла она, вместе с канами.
Оба молчали, то ли не желая никого будить, то ли разделенные вчерашней ссорой. Личка готовила завтрак, Граф смотрел на нее и улыбался в усы. Когда после завтрака стали вылезать наружу, увидели, как еще несколько часов назад абсолютно мокрый снег смерзся до фирна. Андраш катался по нему в чунях[13]. В это день тропежка была неглубока. Сквозь фирн местами топорщилась высохшая до желтизны высокая плоская трава осока. Все было в порядке.
Размеренная работа на свежем воздухе привела группу в чувство. Мороз крепчал. Обедали быстро сидеть не было никакого желания. После первого перехода Лика поняла, что не хочет приваливаться.
Странное дело! сказала она Надюхе. Я иду, а мне все холоднее и холоднее!
Та же фигня, хрипло ответила Надежда.
По чуть припорошенному фирну девчонки припустили так, что остальные долго не могли их догнать.
Слушай, это жесть какая-то, от мороза голос Надюхи стал совсем глухим, интересно, сколько градусов?
Минус сорок пять, ответил с трудом догнавший их Граф.
Все мы здесь окрепнем, если не подохнем.
Все мы здесь подохнем, если не уедем! Как там Агзу?
Чешет. Выше по течению лесозагатовки. Если повезет, переночуем в избушке.
В спину светило солнце, цвет его из желтого переходил в оранжевый, становился интенсивнее. Миллионы солнечных искр на снегу слепили глаза.
Ол ю нид изба! в такт шагам пел Андраш.
Через пару часов стемнело, и группа впала в своеобразный транс от размеренной ходьбы и усталости. Несмотря на опыт, болезнь «избенка» накрыла всех. Каждый рисовал по-своему красивые, но одинаково теплые картины: светлые окошки базы, теплая печка И только Надежда была недовольна.
Не к добру эта избушка. Двадцать дней без нее обходились, а теперь все ждут ее как как манну небесную.
Какая-то мистическая эта болезнь избенка. Вроде бы всего хватает поставил палатку, собрал дров, печку разжег. Наверное, есть в человеке какая-то подсознательная, первобытная тяга к оседлому жилищу пел ей Виталик.
А мы идем не к жилищу. Мы идем в неизвестность, ворчала Надежда.