Рад вас видеть.
Судя по всему, это и была Маша Мостовая. Из своей нелепой девичьей сумочки Маша извлекла неновый диктофон, из чего Китайгородцев сделал вывод, что сей предмет одолжен на время у старших, более опытных коллег по журналистскому цеху. Ещё появился маленький блокнотик и гелевая ручка, купленная по случаю в магазине канцтоваров за шесть рублей. Маша с таким тщанием, почти детским, всё проделывала, что не оставалось никаких сомнений волнуется донельзя, тянет время, чтобы хоть немного освоиться в новой обстановке. Китайгородцев никогда прежде не встречал таких застенчивых журналистов. И подвыпивший Марецкий всё прекрасно понимал. Смотрел на девушку с прищуром. Под этим взглядом она, кажется, терялась ещё больше.
Наконец осмелилась поднять глаза на сиятельного Марецкого и спросила неуверенно:
Начнём?
В ответ Марецкий благосклонно кивнул. Он был похож на многое познавшего в этой жизни мэтра, готового передать свои знания поколению молодых, еще не оперившихся птенцов-последователей.
Маша щёлкнула кнопкой диктофона.
Игорь Александрович! произнесла она почти торжественно. Что для вас музыка?
Китайгородцеву показалось, что во взгляде Марецкого промелькнула усмешка, но ответил он серьёзно:
Музыка это философия. Да-да, именно философия, проявил настойчивость Марецкий, будто с ним кто-то пытался спорить. Потому что философия это прежде всего объяснение жизни. А музыка как раз и объясняет нам самих себя. Объясняет то, что творится в душах людей. Она звучит внутри нас, она часть нас самих, она и есть наша сущность
Он сделал паузу. И Маша, и Китайгородцев ждали продолжения. Но Марецкий вдруг спросил у девушки:
Вам действительно хочется слушать всю эту ахинею?
Маша вздрогнула и покраснела. Растерялась, не зная, что ответить.
Ну что за вопросы такие? вздохнул Марецкий и печально посмотрел на собеседницу. Что для вас музыка? Каковы ваши творческие планы? Над чем вы сейчас работаете? Это же все бред, Машенька. Вы где учились журналистике?
МГУ, едва слышно ответила девушка, краснея уже до свекольного цвета. Факультет журналистики.
Так, понятно, взял инициативу в свои руки Марецкий. В любом случае выкиньте из головы все вопросы, которые вы заготовили заранее. Оставьте только то, о чём хотели бы меня спросить, но боялись. Или стыдились.
Он широко улыбнулся, давая понять, что сердиться не будет. Позвал официанта.
Нам вина для девушки. Машенька, вам белого или красного? А, ладно, красного. Потом ещё мясного чего-нибудь. Маша, вы не вегетарианка, случайно? Нет? Вот и славно. Значит, мясного чего-нибудь. Салат такой же точно, как мне принёс. И вот грибы ещё у вас хорошо готовят. Грибы есть? Неси! Так вот насчет интервью, это уже Маше. Давайте что-нибудь живенькое соорудим, а? Ну, например, такой вопрос: музыка эротична?
Маша снова покраснела.
Вы вообще откуда? спросил у нее Марецкий. Ведь не из Москвы, верно?
Из Торжка.
Господи, славно-то как из Торжка! почему-то обрадовался Марецкий.
Он уже прилично выпил, и градус его настроения стремительно рвался ввысь.
Итак, об эротичности музыки. Знаете ли вы, милая моя Маша, что когда женщина говорит мужчине «да», в пятидесяти восьми процентах случаев, согласно статистике, при этом звучит музыка?
Официант принес вино, налил в бокал, который поставил перед девушкой. Марецкий с готовностью поднял свою рюмку:
За вас, Маша!
У него был пьяный и жадный взгляд.
В ресторанном зале появилось ещё одно действующее лицо. Пришёл молодой парень и занялся музыкальной аппаратурой, которой был уставлен небольшой пятачок почти игрушечной сцены. Китайгородцеву пришлось развернуться и сесть иначе, чтобы держать парня в поле своего внимания.
Музыка это жизнь, Машенька, продолжал опутывать словесами свою собеседницу Марецкий. Невозможно заниматься этим делом с восьми до семнадцати с часовым перерывом на обед. Этим надо жить. Этой атмосферой надо пропитываться. Кстати, хотите?
Чего? обмерла Маша.
Марецкий засмеялся, набрал какой-то телефонный номер.
Гриша, привет! Это Марецкий. Что делаешь? Ну, это пустое, брат. С утренней головной болью надо бороться. Приезжай ко мне. Я в «Кахетии».
Продиктовал адрес.
Только ты на такси поезжай, Гриша, а то в метро тебя заберут, я же знаю. Ничего, что денег нет, я заплачу. Ах, тебя в такси не посадят? Да, брат, вид у тебя ещё тот, я просто подзабыл. Тогда вот что. Ты позвони Лёлеку, он пускай заедет за тобой, и вы поедете вместе. У Лёлека вид поприличнее, просто-таки профессорский вид, с ним тебя в такси посадят. И гитару свою возьми непременно, Гриша. Сегодня будет большой концерт. Лёлеку, чтобы он не артачился, скажешь, что я угощаю.
А минут через тридцать в ресторан вломилась гомонливая орда кое-как одетых, нестриженых, весьма неопрятных и явно не успевших протрезветь после выпитого накануне людей. От самых дверей за ними бежал охранник, но справиться с этим нашествием ему одному было не по силам.
Это ко мне! смеялся Марецкий.
Тут был Гриша долговязый длинноволосый парень с бородой и усами, чрезвычайно похожий на Иисуса Христа. Был и Лёлек, который и вправду очень смахивал на профессора очки, бородка, округлое лицо и рассеянный взгляд. Все прочие прибывшие, как оказалось, до глубокой ночи пьянствовали на квартире Лёлека-профессора, слегли только под утро, подкошенные безуспешными поисками закончившейся так некстати водки, и вдруг раздался звонок от Гриши, сообщившего Лёлеку, что Марецкий приглашает и Марецкий угощает, и этот звонок был воспринят как подарок свыше, как благоволение небес, и тотчас же без всякого голосования было принято единодушное решение ехать всем вместе.
На всю компанию было две гитары, так что, по всей вероятности, предполагался концерт, но прежде требовалось привести артистов в работоспособное состояние, для чего щедрым Марецким для гостей были заказаны водка и пиво. Распорядитель ресторана, с подозрением глядя на Марецкого и вообще будучи не в восторге от присутствия этой беспокойной компании в стенах вверенного ему заведения, потребовал сразу же оплатить счет. Марецкий не возражал. Принесли спиртное. Через десять минут зазвучали первые аккорды.
К удивлению Китайгородцева, эти неопрятные и подозрительно выглядевшие ребята играли очень даже неплохо, и дело было даже не в мастерстве (в музыке Китайгородцев не считал себя специалистом), а в том, чему обычно дают определение: «Играют с душой». Ещё про такое говорят: «Цепляет». Это была игра, которой невозможно научить, она прорывалась сквозь быт и нелепости жизни, сквозь затягивающую тину неустроенности и беспробудного пьянства.
Это был импровизированный концерт, сейшн, музыкальный междусобойчик. Очень скоро выяснилось, что двух гитар мало и хорошо было бы ещё использовать инструменты, весьма непредусмотрительно оставленные на сцене ресторанными музыкантами. Парень, который совсем недавно с ними возился, даже не пытался этому воспрепятствовать, он уже давно наблюдал за происходящим с зачарованным видом человека, которому хочется присоединиться, но он не смеет, не веря, что его признают равным себе эти нечёсаные небожители. Стало шумно и весело. Марецкий дирижировал и казался абсолютно счастливым. Девушка Маша сначала молча наблюдала за происходящим, но скоро выпитое вино и шальная атмосфера сделали своё дело, и вот уже она прихлопывала в такт музыке и пыталась подпевать, даже не зная слов, верный признак того, что человек включился в действо и ему всё происходящее вокруг очень и очень нравится.
Уже давно в ресторанный зал высыпали повара и поварята, уборщицы, еще какие-то люди, прежде скрывавшиеся в ресторанных недрах и о присутствии которых никто даже не догадывался. Водка лилась рекой, Гришины друзья становились всё раскованнее, музыка пошла поживее, как будто всё печально-медленное уже отыграли и поневоле пришлось переключаться на весёленькое, и еще неизвестно, что пьянило больше выпитое или сама музыка. Гришин друг, профессорообразный Лёлек, к немалому удивлению не ожидавшего от него подобной прыти Китайгородцева, вдруг выбежал к сцене и станцевал уже порядком подзабытый брейк-данс. Да как станцевал! Часто ли приходится видеть профессоров, танцующих брейк!