Антон Карлович, мне даже неудобно спрашивать, но как вы оказались тут? Никто же не знал
Да это моветон подозревать начальство в убийстве Да я пошутил, рассмеялся Филимонов. На самом деле никакой загадки: не выходит у меня это дело из головы, в четверть девятого звоню в управление осведомиться, нет ли сведений об этих двоих. Говорят, что нет, ничего такого. Я только хочу трубку повесить слышу: «Ваше высокородие, вы еще на связи?» Да, отвечаю, говорите. Только что сообщение с участка Уварова: говорят, есть подозрение на убийство, возможно даже двойное. А вы, ваше высокородие, о двух пропавших спрашивали. Вот, решили доложить. И я тут же к тебе.
Тем временем фотограф закончил со съемкой и крикнул: «Прошу, господа! Они в вашем распоряжении». Он хотел еще добавить, что фотографии будут к обеду, но статский советник, который успел отойти с сыщиком на порядочную дистанцию, рванул к месту так, как раньше, будучи городовым, бегал за карманниками. Не скажешь, что он почти не спал вот уже третьи сутки и уж точно не заподозришь грудную жабу. Очевидно, фотографии понадобятся быстрее.
Вслед за Филимоновым к покойным подбежал и Владимир Алексеевич.
Посмотрите в карманах! есть ли карточки или паспорта?
Уваров достал две карточки по одной от каждого трупа, мельком взглянул на них И молча передал их статскому советнику. Карточки показали, что пропавшие перешли в категорию покойных.
Доктор тем временем подтвердил, что оба мертвы и дал предварительное заключение. Судя по всему, оба были убиты совсем недавно, не раньше семи утра, а, скорее всего, даже несколько позже. Причиной смерти в обоих случаях выступило ранение в область сердца из огнестрельного оружия обычного калибра. Оба, судя по всему, умерли тут же, на месте никаких шансов у них не было.
Филимонов снял пенсне и недовольно потер нос.
Кладите в труповозку. Нам тут делать больше нечего, улики осмотрим в участке. Фотографии там же рассмотрим. Что-нибудь примечательное нашли?
Уваров хмуро покачал головой: ничего интересного, кроме странно примятой травы под мистическим третьим убитым и бутылки шампанского. Да и она, учитывая склонности покойного Дмитрия Павловича, не вызывала вопросов.
Пустая?
Нет, полная, ответил надворный советник. Какой-то «Веуве Кликуот Понсардин».
«Вдова Клико», поправил шеф.
Это кто ж такая? свидетель или подозреваемая?
Это марка шампанского, французского. Странно, что она полная: зная пристрастия Дмитрия Павловича, подозрительно видеть ее в полной неприкосновенности и неоткупоренности.
Уже садясь в фиакр, Уваров откровенно сказал, что дело кажется ему простым и даже банальным не стоило ездить. Двойное убийство на почве личной неприязни. Бах-бах и вот, готовы. Теперь лежат в труповозке, а через четверть часа будут прохлаждаться на леднике в покойницкой.
Логично излагаешь Логично, Володь, но слишком просто, с сомнением покачал головой Филимонов. У кого такая личная неприязнь могла возникнуть, чтобы сразу двоих? Да еще в такой час? И в таком месте? Ладно, я понимаю еще неприязнь к Васильевскому там поводов хоть отбавляй, сам без проблем мог напроситься. Но Лешка-то Званцев кому помешал?
Сыщик по привычке сначала подумал, что не любое преступление достойно пера Габорио и набирающего популярность Конан-Дойля есть дела, где нет никаких тайн. Потом он вспомнил неприятного профессора и поморщился: «Ну, знаете, этот тип мог и убить. Мне кажется, он не в своем уме»
Какой тип? Тут кого-то застали?
Да свидетель То есть говорит, что он свидетель. Мерзкий тип: прилетел в участок, кричит «давайте быстрее, там выстрелы, наверно убийство!» Вот приехали и правда. А потом он начал дерзить В общем, я его отправил в участок пусть посидит, подостынет в предвариловке: вдруг на самом деле это его работа?
Филимонов одобрительно кивнул приедем, а там разберемся, что за свидетель. «Трогай! и побыстрее», крикнул он.
Недавнее место преступления, где погибли как минимум двое молодых людей, снова стало обычной лесной опушкой. И часа не прошло, снова сюда зачастили грибники, которым мешали шумные компании, приехавшие на пикник. Вряд ли кто задумался, что огненно-рыжая шляпка подосиновика в корзине или тростинка в зубах выросли, быть может, на той жидкости, которая когда-то бежала в жилах человека, кипела от негодования, любила, радовалась и ненавидела и которая называлась кровью.
Глава 2
Недовольно скрипнули ржавые петли на двери полицейского участка. Из него вырвался, словно отбыв срок заключения, клубок папиросного дыма, высоко взлетел в небо и тут же растворился, исчез.
Опять надымили, не продохнуть, огрызнулся на дежурного Владимир Алексеевич. Я сколько раз просил курить на улице? Ладно я Или вот Антон Карлович
Дежурный, завидев самое высокое начальство, вытянулся по стойке «смирно» и принял вид еще более виноватый, чем прежде. Уваров продолжал отчитывать его:
Ладно, не нас табачным дымом пугать, в конце концов. А если барышня какая придет? Она же у вас тут в обморок рухнет!
Дежурный стоял и молча кивал, как бы признавая правоту шефа. И правда: за густым смогом можно было различить только стойку у входа и очертания железной решетки, за которой нервным призраком ходила из стороны в сторону высокая фигура.
Виноват, ваше высокоблагородие! Это они накурили, дежурный показал в сторону решетки, которая благодаря сквозняку понемногу становилась виднее, хотя и не сильно. А арестантов никак нельзя выводить, правила-с Однако же курить им совсем не воспрещается: напротив, в камерах к тому все удобства есть спички, пепельницы.
Уваров понял, о ком идет речь и, кажется, начал не только подозревать его так по должности полагается, но и недолюбливать этого вздорного типа.
Ну что вы как дети малые, ей-богу Ни на шаг в сторону от предписаний. Хоть окна открыли бы пробурчал он и пригласил начальника управления к себе в кабинет.
Там сыщик распорядился привести арестованного и принести чаю. Чай а вместе с ним бутылочку коньяка, нарезанный лимончик и ореховый пряник доставили быстро, в отличие от заключенного. Тот всячески отказывался идти на допрос и вообще куда угодно, кроме свободы. К следователю он не собирался выходить, пока не приедет адвокат, пока не позовут прокурора и пока, наконец, не дадут позвонить жене сообщить, что он задержится.
Может статься, что задержитесь вы у нас лет на десять, господин хороший, пошутил охранник. Профессор позеленел то ли от страха, то ли от возмущения и выпустил очередную клубу дыма: «Учись вы у меня на курсе, вы бы задержались там еще дольше».
Наконец стражу правопорядка, этому недремлющему Аргусу тюремной решетки надоело препираться, и он сделал ход конем поистине, троянским конем: «Да что вам мешает сходить к следователю? Вы же можете ничего не говорить. Просто сидите, ждите адвоката Вас же не на допрос ведут. Так, посмотреть»
Профессор уже открыл рот, чтобы ответить «Ну пусть сами приходят, если не терпится на меня посмотреть», но охранник точно знал, что делает и как бы промежду делом добавил: «Вы же не слон африканский в зоосаде, чтобы на вас из-за решетки глядеть». Самолюбие ученого мужа а какой тенор не любит себя и свою верхнюю ноту? не выдержало, и он добровольно вышел из камеры.
Дверь кабинета пропела совсем другой звук мягкий и уютный, как теплая середина гобоя. По привычке чуть пригнувшись, профессор вошел в кабинет и не успел ни выразить возмущения, ни потребовать адвоката которого, говоря откровенно, так пока и не позвали, ни даже пожелать доброго дня хотя этого он и не собирался делать. Но к удивлению Уварова, господин статский советник поднялся с кресла и протянул арестанту руку: «Николай Константинович! Какими судьбами ты к нам? Не случилось ли чего?»