Случилось! Очень даже случилось! залился канареечным тенорком профессор. Я, Антон Карлович, насколько понимаю, числюсь под арестом.
Опять? утомленно бросил Филимонов. И что же в этот раз? Николай, пора заканчивать в полицию попадать.
Из последовавшего монолога стало понятно, что тенор понятия не имеет, за что его арестовали и почему он оказался тут, если ни к чему не причастен.
По какому он тут делу? повернулся к Уварову шеф. И где твой подозреваемый по этому то ли двойному, то ли тройному убийству?
Собственно, вот он, указал на профессора тот.
Он заметив недовольство шефа и недовольство вполне оправданное: профессора консерватории, уважаемого человека, его ученика, в конце концов и посадили в предвариловку? Уваров за минуту рассказал всю историю, как знал ее со своей колокольни. Филимонов громко, больше для вида откашлялся и поправил пышные рыжие усы.
Интересная история. Интересная но, Николай, не очень-то хорошая для тебя. Не в твою пользу все пока оборачивается. Ну, рассказывай, что произошло, что ты делал?
Профессор начал с самого конца: «Преимущественно я сидел. Когда стоял тоже сидел. И поверите ли? даже когда пытался скоротать время и пытался читать вашим сотрудникам лекцию по драматургии большой оперы, тоже сидел».
Да не принимай ты это все близко к сердцу, успокаивал его Антон Карлович, пытаясь вывести на нормальное, связное изложение. Ну подумаешь тебя задержали: велика прямо беда. Да и с кем не случается? Студенты твои и то наверняка у нас бывают: то шумят, то посуду бьют, а в Татьянин день-то уж вообще промолчу. Ты же пойми! ну какие выводы должен был сделать Владимир Алексеевич? Убийства не видел, а сообщил о нем
Пардон, я сообщил лишь о стрельбе! Кстати, сотрудники участка даже не стали меня слушать! Вообразите: я им рассказываю про Россини и Обера а они зевают, хлопают дверьми
Непорядок, разберемся. Ну допустим, ты сообщил о стрельбе Что из этого? Что меняется? Утро, лес какой-нибудь охотник увидел птицу
Исключено: пауза между выстрелами слишком большая: пока готовился второй выстрел, все птицы бы улетели.
Стрелял вдогонку? предположил Уваров.
Позвольте не согласиться, повернулся к нему тенор. Кто же с пистолетом на охоту ходит?
Почему с пистолетом? Мы не говорили про пистолет.
Николай, ты же ничего не видел? Густая лесополоса
Не видел но я, извините, профессор музыки, а до того выступал на сцене. И мой тонкий музыкальный слух еще ни разу меня не подводил. Если угодно, я вам на слух всю «Африканку» воспроизведу, все четыре часа.
Ну и что же с этого? ухмыльнулся надворный советник.
Выстрелы не ружейные. Звук у них другой.
Экспертиза покажет хотел закончить тему Уваров и перейти наконец к самому началу.
Да не надо никакой экспертизы! Я же говорю вам: не ружейные это выстрелы. А, впрочем, как хотите можете проверять.
Хорошо, хорошо Насчет этого понятно, согласился Филимонов. А потом? Почему ты на вопросы Владимира Алексеевича отвечать отказался? Он у меня самый опытный человек, он такие дела десятками раскрывает, если не сотнями а ты что?
Ну я же все
Рассказал все повторять неохота было? А ты по сколько раз одно и то же студентам в голову вбиваешь? Это ты у нас гений с первого раза все соображаешь, но будь снисходителен к простым чинам полиции. Что бы ты подумал на нашем месте?
Профессор поводил глазами по потолку, как-то замялся и ответил, что не знает методов работы полиции. После этой фразы Филимонов тут же перевел ситуацию на понятный профессору язык.
Вот что бы ты сделал, если на экзамене какой-нибудь студент вместо нормального ответа заявил: я все это на лекции слышал и повторять второй раз не намерен.
Поставил бы кол, разумеется, не без оснований отчеканил тот.
Ну, вот: считайте, что экзамен на месте преступления вы провалили, подвел итог Уваров. Как насчет пересдачи здесь?
Я понял С чего мне начать? развел руками профессор, поняв свою ошибку.
С самого начала: что вы делали утром, как оказались около места преступления?
Все очень просто: мы с женой летом снимали дачу за городом. Недалеко, всего с полчаса езды. Вернулись оттуда на позапрошлых выходных: начинается учебный год, да и погода уже не летняя. Но когда приехали домой, я понял, что забыли несколько вещей: книги, партитуры, еще пара мелочей но, главное, мою рукопись. Я сейчас пишу доклад для Академии по истории становления большой оперы знаете, от «Фенеллы La muette di Portici» 1828 года, через «Вильгельма Телля», поставленного годом позже
Мы поняли, профессор, что это очень важный доклад, прервал его Уваров. Так что с дачей?
А что с дачей? Я в первую же свободную субботу то есть сегодня поехал их забирать. На прошлых выходных никак не получалось: начало года, вся кафедра шумит Поэтому договорился с хозяйкой, что приеду около вось Боже мой! который час?
Без четверти десять, посмотрел на часы Уваров.
Катастрофа поник профессор. Она же все выкинет!
Николая Константиновича заверили, что все с его бумагами будет хорошо и никакая даже самая вредная хозяйка не посмеет к ним притронуться. Ей позвонят и сообщат, что вещи без распоряжения полиции или квартиранта не трогать: тот задержался в городе из-за чрезвычайно важного дела.
У нее ведь телефон есть?
Да-да 2020. Сиповская Корделия Михайловна, ни секунды не думая, выдал профессор. И будьте столь любезны позвоните жене, а то она, наверно, уже волнуется.
Филимонов похлопал его по плечу: «Николай она давно привыкла, уверяю тебя. После того как ты заблудился в своей же консерватории, она ничему не удивляется».
Прежде чем дальше углубляться в подробности дела, нужно сказать пару слов о самом профессоре Каменеве, главном действующем лице и виновнике этой шумихи. Николай Константинович три года преподавал в столичной консерватории, где успел стать ординарным профессором: настоящей живой легендой он стал задолго до этого, когда лучшие театры мира становились в очередь, чтобы послушать, возможно, самый красивый тенор в мире. Знатоки говорили, что голос его на порядок лучше, чем у легендарных Кальцоляри или Марио де Кандиа и уж точно не уступает Мазини, этому архангелу, спустившемуся с небес.
Когда будущий профессор только поступал в консерваторию и впервые спел там совсем коротенькое «Ascolta, o padre» из «Бьянки и Фернандо» Беллини там всего-то пара минут со всеми фиоритурами и сверхвысокими нотами, старика-вахтера пришлось приводить в чувство и отпаивать коньяком. Тому почудилось, что он умер и снова слышит Рубини того самого «единственного и несравненного Рубини», который приезжал на гастроли за сорок лет до того.
А потом случилась катастрофа: через семь лет после дебюта он заболел. Обычная простуда, плевое дело но она перешла в воспаление легких, которое уже ударило по сердцу. Консилиум врачей не колебался ни секунды: никаких спектаклей, опера для организма слишком высокая нагрузка. А вот отдельные номера, концерты, преподавание это сколько угодно. «Пожизненная ссылка в профессоры» мрачно шутил он тогда. Каменев по-прежнему пел в концертах, на благотворительных вечерах и для студентов, когда надо было показать правильный звук, но главным его делом теперь была педагогика. И вот уже три года Николай Константинович читал ученикам историю искусства, историю оперы, эстетику, занимался с ними всяческими упражнениями и прочими вещами музыкального свойства.
Когда сердце несколько окрепло, профессор хотел было вернуться на сцену, но в тот год как раз поставили «Тристана и Изольду» Вагнера которого Каменев не переносил. «Или я или Вагнер: нам двоим не место на одной сцене! Любовный дуэт не может длиться сорок минут, кипятился он. За это время влюбленные обсудят все даже последние новости и погоду».