Зигфрид подъехал ближе, сказал брюзжащим голосом:
— Ваши высочества, в лагерь лучше вернуться незамедлительно. Здесь могут прятаться среди камней те, кто уцелел. Не хотелось бы, чтобы у
кого-то сохранился лук.
Сандорин сказал бодро:
— Они даже шапки бросали, удирая, чтобы коням было легче… ха-ха!
Мы возвращались бодрые и торжествующие, уже понятно, что и эта армия Мунтвига перестала существовать, сокрушенная подавляющей мощью
моей, более современной… да что там скромничать, намного более продвинутой!.. и дело не только в композитных луках или длинных копьях, но и
в гибкой тактике, нацеленной на победу, а не на красивые поединки, эффектные, пусть и бесполезные атаки, когда всякий лорд, игнорируя
соседей, стремится показать именно личное мужество и боеспособность своей дружины.
Сандорин, веселый и раскованный, болтал всю дорогу с Зигфридом, как с равным, а я думал о том, что как-то должен совмещать в себе черты
просвещенного государя-рыцаря, уважающего права свободных лордов, и в то же время быть чингисханом, что смешивал племена, а отряды разбивал
на сотни, тысячи и тумены вне зависимости от того, сколько там из разных племен.
Он же ввел азиатскую систему, когда отрядами ставил командовать не по знатности, а по воинским талантам. И хотя пришлось немало знатных
голов срубить, но его армия стала самой грозной в мире и завоевала для него несметные территории, перед которыми меркнут все достижения
Александра Македонского, Цезаря или любого другого успешного завоевателя.
Ну… а я умею учиться у всех.
Глава 5
Лагерь мы разбили на краю поля битвы, я велел оставаться до тех пор, пока снова не будем готовы к походу, а это значит — раненых всех в
обоз, на поле собрать все ценное, а тут полегло немало знатных лордов, полководцев Мунтвига и просто богатых рыцарей.
Вечером при свете факелов устроили пир: военачальники в трех больших шатрах, сдвинутых вместе, простые воины — у костров, куда они
стащили все вино и окорока, захваченные во вражеском обозе.
Принц Сандорин явился, к общему удивлению, с принцессой Аскланделлой, по обыкновению величественной и надменной, усадил ее в кресло
вроде бы рядом с собой, намереваясь ухаживать весь вечер. Так она оказалась между ним и мной, что единственно верно и не ущемляет ее
статуса, так как я хоть и ниже ее по титулу, однако в этой армии главный все-таки я, потому она обязана сидеть во втором по важности
кресле, но ни в коем случае не третьем или четвертом.
За нашим отдельным столом, что на небольшом возвышении, расположились помимо нас троих наиболее знатные и прославившиеся: герцоги
Мидль, Клемент, Сулливан, графы Макс и Альбрехт, а также Паланг, Норберт и епископ Геллерий.
Альбрехт, как самый сладкоречивый и умеющий складывать слова в красивые букеты, гордо поднялся, окинул всех сияющим взглядом и сказал
звучно:
— Нельзя просить у Господа победы в кавалерийском сражении тем, кто не умеет ездить верхом! Но мы доказали, что умеем усмирять самых
норовистых и диких коней!.. Так выпьем же, чтобы это умение нас никогда не покинуло!
Все поднялись, закричали «ура» и сдвинули над столом кубки, лихо расплескивая красное вино на белую скатерть.
Аскланделла не поднялась и не взяла кубок; Сандорин с галантными ужимками накладывал ей на широкое блюдо всякие лакомства, а она
поинтересовалась у него, не глядя в мою сторону:
— Значит, вашего… этого, как его, курцпринца, не считают организатором этой победы?
Принц бросил в мою сторону пугливый взгляд и ответил шепотом:
— Принц Ричард у нас жутко стеснительный.