Московские небоскребы, возведенные в первые годы холодной войны, свидетельствовали о том, что теперь Советский Союз желал предъявить миру свой новый образ. Времена, когда советские архитекторы ездили в поисках помощников за границу (и уж тем более в Америку), остались в прошлом. Теперь, напротив, архитекторы из расширявшегося социалистического лагеря съезжались в Москву для изучения новых столичных зданий. В превращении небоскреба этой визитной карточки победившего капитализма в символ коммунизма ощущалась какая-то свежая ирония. А идея превосходства СССР, которую советские архитекторы стремились передать своими зданиями, не смогла преодолеть границ социалистических государств. Тем не менее московские небоскребы сыграли важную роль в изменении динамики советского интернационализма. Изучая 1930-е годы через 1950-е, мы прослеживаем в настоящей книге длительную подготовку к ждановщине ксенофобской и антизападной идеологической кампании, задававшей тон в послевоенной культуре СССР.
В книге мы покажем, что монументализм сталинской эпохи обрел гораздо более масштабные последствия, чем изначально задумывали архитекторы. Они отразились не только на облике советской столицы и на жизни ее обитателей. Московские небоскребы олицетворяли стабильность и долговечность сталинского правления после победы в Великой Отечественной войне. Однако в повседневной жизни столицы эти здания стали дестабилизирующими элементами они выросли только для того, чтобы обозначить новые трещины в самом советском обществе позднесталинской поры.
В 1952 году Г. И. Карташов написал письмо Лаврентию Берии, руководившему (до ареста в 1953 году) строительством восьми московских высоток. Карташов работал на стройке дома у Красных Ворот. «В строительстве этого здания я принимал участие, писал он, и все время лелеял мечту о том, что мне, может быть, посчастливится на склоне лет пожить в этом доме»[4]. Карташов мечтал вырваться из сырой комнаты в московской коммуналке, где жил вместе с семьей. Сталинское монументальное строительство не оправдало, да и не могло оправдать его надежд, как и надежд многих других людей. Государство выделяло квартиры в жилых небоскребах представителям элиты, а остальным советским гражданам оставалось о таком лишь мечтать.
Появление высоток в послевоенной Москве не только разочаровало москвичей вроде Карташова, но и огорчило другую многочисленную группу: речь о десятках тысяч горожан, принудительно переселенных на окраины. Монументальное строительство вызвало расползание Москвы вширь, а попутно закрепило и сделало еще более заметной иерархию позднесталинского общества. Осуществление масштабного проекта требовало привлечения многочисленной рабочей силы: в столицу из глубинки стали свозить рабочих как вольнонаемных, так и заключенных. Чтобы возведение небоскребов стало возможным, руководству строек пришлось вначале спешно строить жилье и создавать инфраструктуру для переселенных москвичей и приезжих рабочих. Прослеживая, как проект строительства небоскребов приводил к расширению Москвы до лесистых пригородов, до окрестных сел и колхозов, покажем, что замысел построить в Москве небоскребы в итоге обернулся гораздо более масштабными и разносторонними изменениями, чем представлялось архитекторам изначально.
Наконец, в работе мы докажем, что московские небоскребы привязали сталинскую эпоху к прошлому России, причем эти связи одновременно и укрепляли, и подрывали притязания Советского государства на легитимность. Новые монументальные сооружения, в облике которых просматривается стилистический намек на башни московского Кремля, гармонично вписались в уже существовавший городской пейзаж. Но в то же время эти сооружения стали свидетелями противоборства между революцией и историей.
О строительстве высотных зданий было объявлено в сентябре 1947 года, когда широко отмечалось 800-летие Москвы, причем эти торжества грозили затмить приближавшееся празднование 30-летия Октябрьской революции. В преддверии нового городского праздника и местные власти, и сами москвичи всячески пытались нащупать связь между долгим дореволюционным прошлым и сравнительно коротким советским настоящим. В ходе первых обсуждений проекта небоскребов, состоявшихся осенью 1947 года, перед московскими архитекторами стояла та же задача. Какое именно прошлое должны представлять московские высотки, на какое наследие опираться? На этот трудный вопрос не было четкого ответа.
Когда же пришло время расчищать пространство и приступать к строительству, руководство проекта столкнулось с прошлым еще и в самом буквальном смысле. В 1949 году, углубляя котлован для здания в Зарядье, рабочие откопали остатки поселения, которое существовало на этом месте более восьми веков назад. Под снятыми наслоениями земли лежали глиняные сосуды, стеклянные браслеты и прочие материальные свидетельства далекого прошлого. Если в предыдущие десятилетия подобную находку, быть может, обошли бы вниманием, но атмосфера лихорадочного увлечения историей, характерная для позднесталинской поры, придала ценности этим предметам. Строительные работы в Зарядье были приостановлены, и в 1949
_
В книге будет предложено трехстороннее исследование: международного сотрудничества, городской перестройки и исторических связей. Начнем мы с обзора представлений о Москве в конце 1920-х годов, сразу же после того, как было принято решение перенести туда столицу молодого Советского государства, и в период, непосредственно предшествовавший так называемой социалистической реконструкции города. Родившееся в тот момент противоборство между процессами разрушения и сохранения, между стариной и новизной продолжало ощущаться на протяжении всей последующей сталинской эпохи.
В 1930-х годах, когда советские чиновники взялись за перепланировку столицы, были разработаны несколько «культовых» проектов, в том числе Дворец Советов. Этот дворец, хотя он так и не был построен, стал средоточием дискуссий межвоенной поры о городском монументальном строительстве, и без рассказа о нем любая история сталинских небоскребов оказалась бы неполной. В книге использованы известные материалы, относящиеся к проекту Дворца Советов, а также рассматриваются попытки его строительства. Помимо того, что это колоссальное сооружение послужило стилистическим образцом для послевоенного монументального строительства, работа над его проектом позволила создать важные организационные структуры и установить международные связи. Военный опыт, который Москва и весь СССР получили в 19411945 годах, стал важной вехой на пути к послевоенному монументальному строительству. Прежде чем обратиться к этому периоду, в третьей главе мы расскажем о суровых испытаниях, выпавших на долю москвичей в годы войны, когда архитекторам, работавшим над Дворцом Советов, пришлось эвакуироваться на Урал.
В четвертой главе мы обратимся к послевоенному проекту московских небоскребов, рассмотрим процесс создания и планирования, который привел к их воплощению в жизнь. В обсуждениях высшего советского руководства и архитекторов в 1947 году сказывалась общая политическая и культурная атмосфера этого периода. Идеологическая кампания, получившая название ждановщины, и вообще холодная война существенно повлияли на процесс планирования, так что в итоге московские небоскребы должны были стать наглядными примерами мирового господства СССР и русского национального успеха. Однако, когда началась реальная работа, идеализированные планы возымели непредвиденные последствия.