– Тогда пойдемте, – сказал я, – угощу кофе.
– И сыром, – буркнул он.
– И сыром, – согласился я.
Он злорадно улыбнулся, я не придал значения его ухмылочке, пока не увидел в приемной кучу народа. Все одеты бедно, даже демонстративно
бедно, словно боятся грабежей прямо во дворце, но почти у всех в руках бумаги, и многие, завидев нас, с робостью, но решительно попытались
сунуть нам в руки петиции, прошения или проекты, уж не знаю. Барон строго прикрикнул и сказал, что его светлость майордом Ричард сейчас
немного отдохнет и начнет разбирать их просьбы.
Когда за нами закрылась дверь и мы оказались в королевском кабинете, я спросил рассерженно:
– Зачем такие обещания?
– А как иначе? – ответил он вопросом на вопрос.
– Что-нибудь не такое конкретное!
– Вам в самом деле надо принять ряд прошений, сэр Ричард.
– Зачем?
– Или начнете рулить королевством, даже не поинтересовавшись, чего люди хотят?
Я вздохнул, сел за стол, роскошнейший и инкрустированный невиданными породами дерева. Впрочем, я и в виданных не разбираюсь, но что
красиво, это чем-то соображаю. Весь кабинет блещет золотом, однако оно за заднем плане, на переднем – изысканная красота помещения, сплав
архитектуры, дизайна и таланта художников.
Барон быстро пил кофе, обжигался, а когда отставил пустую, я тут же взял ее с вопросом:
– Еще?
– Если это вас не истощит, – ответил он.
– Тогда я в эту же, – сообщил я и пояснил, – чтоб поменьше истощаться.
Он принял вторую чашку, с этой уже смаковал и сыр, укладывая ломтики на язык и наслаждаясь, как растворяются, оставляя пикантный аромат и
дивный вкус. Я отхлебывал мелкими глотками и думал, что человек начал жить обществом еще будучи дочеловеком: обезьяной, а то и лемуром. И с
той поры его общество только усложнялось, росло вширь и ввысь, а то и в глубину. И все опаснее было что-то нарушить, чтобы не обрушился
весь карточный домик отношений, связей и подчинений.
Сперва за поддержанием порядка следил шаман, обеспечивая идеологическую составляющую, затем появились еще люди и еще, их называли по-
разному, но все удерживали общество в том виде, в каком должно быть, потому что способность к саморегенерации хоть и есть, но наличие
иммунной системы и большого количества фагоцитов не мешает.
Дверь отворилась от мощного пинка, вошел Бернард, за ним Асмер. Барон поморщился, остро взглянул на меня, что за бесцеремонные эти старые
приятели, неужели не понимают, что перед ними уже не тот прежний собутыльник, а гроссграф и майордом.
Я приглашающе указал на свободные места за столом.
– Кофе?
– Лучше бы вина, – прогудел Бернард.
Я похлопал в ладоши, никто не ответил, потом приотворилась дверь, страж просунул голову.
– Что-нить нужно, ваша светлость?
– Вели принести вина, – сказал я.
Барон Альбрехт поднялся с самым недовольным видом, будто брезговал с ними сидеть рядом. На полдороге к двери обернулся. Лицо снова стало
злым и раздраженным.
– Я пока проверю тех, – сообщил он, – кто в приемной.
Я отмахнулся.
– Да никто не кинется…
Он посмотрел с легким презрением.
– Чувствуется, сэр Ричард, что вы только завоеватель.
И вышел, хлопнул дверью. Бернард с укоризной покачал головой.
– Что он такой злой?.. В бою был веселее…
– Хорошо сражался? – спросил я. – Ты видел?
– Хорошо, – сообщил Бернард с одобрением. – И сам рыцарь знатный, против троих разом дерется, и отрядом командует так, чтоб все вместе и
без потерь…
Дверь открылась, двое воинов, убрав мечи, принесли по кувшину вина.