Даша миновала вольер, в котором ветеринар занимался со свежеприбывшим пациентом, помахала издалека таджику-разнорабочему, смуглому тщедушному человеку без возраста, у которого самый озверевший пес становился ручным, и вышла за ворота.
На душе было тошно. Хоть становись рядом с Бураном на корточки и начинай выть.
«В чем я виновата, в чем? ожесточенно спросила Даша, обращаясь неизвестно к кому. Я, что ли, ее убила? Я привела ее на это крыльцо?»
Да, не приводила и не убивала, но вызвалась помочь с проклятой футболкой. Теперь живая Даша ведет собаку прогуляться в перелесок, а мертвая Вика лежит в морге.
На нее накатила слабость. Даша отошла к обочине, потянула за собой недоумевающего пса и опустилась в пыльную траву, иссушенную июльским солнцем.
Ложись, Буран, ложись.
Сунула ему кусочек сыра, и дурачок понял, что от него требуется. Повалился на косматый бок, обмахивался хвостом: выпрашивал еще.
Общение с собаками всегда ее успокаивало. Псы, в отличие от людей, предсказуемы. Даша запомнила свое потрясение, когда мать привела ее, большую уже девицу, в интернат, и только перед входом сообщила, что в сумке, оказывается, белье и вещи. Что, оказывается, ее дочери предстоит здесь жить.
У Даши было тринадцать лет, чтобы привыкнуть к сюрпризам матери. Но в то утро она оцепенела. Не могла сделать ни шагу. Людмила не предупредила ее, не подготовила, бросила во двор интерната, как в прорубь, и спортивную сумку швырнула сверху спасайся, милая, как хочешь! Видимо, мать по ее лицу поняла, что в душе дочери творится что-то нехорошее, и совершила то же, что и всегда: сбежала. Чмокнула Дашу в лобик, развернулась и зацокала каблучками.
Если бы не настигшее ее оцепенение, Даша удрала бы не задумываясь. Но ее пригвоздило к месту. В первые минуты, когда она толком не поняла, что случилось, ей почудилось, будто мать привела ее сюда насовсем. Детей в семье Белоусовых слишком много, Даша слышала об этом отовсюду, и что удивительного, если мать пожелала избавиться от одного рта!
У нее, наверное, сердце разорвалось бы от горя. Если бы не Степашина. Даша, конечно, тогда еще понятия не имела, кто это такая. Просто к ней спустилась со ступенек высохшая, точно хвощ, рыжеватая тетка и внезапно улыбнулась. Было это странно и даже пугающе. Даша жила в мире, где взрослые редко ей улыбались.
Ты Даша Белоусова? спросила тетка. Здравствуй. Меня зовут Любовь Антоновна, я твоя учительница. С остальными ты позже познакомишься. Пойдем, я покажу тебе комнату, в которой ты будешь жить, и расскажу, какие тут у нас порядки.
Даша не двинулась, и тогда Степашина сама подхватила сумку, лежавшую у ног девочки, и положила руку ей на плечо.
От прикосновения Даша вздрогнула.
На выходные сможешь вернуться к семье, сказала учительница. Но если захочешь остаться, предупреди за пару дней. Это нужно для столовой.
«Остаться?» Это было первое слово, пробившее Дашино оцепенение. Да кто в своем уме будет здесь оставаться?!
Пару месяцев спустя, совершенно освоившись на новом месте, она проводила в интернате одни выходные в месяц. Оставалась бы и больше, но очень уж жалела Пашку. Нельзя бросать его одного с этой сворой. Даша пыталась и для брата выбить место в интернате, даже у директрисы рыдала в кабинете. Та развела руками: извини, на освободившиеся места берем в первую очередь сирот. Для семьи Белоусовых уже однажды сделали исключение. Администрация города вникла в положение несчастной матери-одиночки, которая тащит многочисленных детей, и пошла навстречу. Но второй раз ничего не получится.
С возрастом Даша стала понимать, какую роль в ее судьбе сыграл интернат. Старшие братья и сестра свирепели с каждым месяцем, срывались на всех подряд. Олег пару раз сжигал ее школьные тетради. От Вадима она шарахалась: пройдешь слишком близко получишь тычок под ребра. Бил он вслепую, не разбирая, просто от избытка дурной силы. Однажды, вывалившись из комнаты с побелевшими глазами, щелкнул зажигалкой под Дашиной косой. Волосы вспыхнули мгновенно, и, если бы не реакция Пашки, ходить ей обгоревшей. Мелкий схватил с подоконника банку с отстоянной водой для цветов и выплеснул на сестру. Вадим хохотал как безумный. На крики выскочили Инга с Олегом и сползли на пол от смеха. Ржали как гиены, не могли успокоиться. Дашу трясло.
Трое старших постоянно проводили время вместе, и если не курили всякую дрянь, то нюхали. Формально у девочек была своя комната, а у мальчиков своя, но спальню мальчишек оккупировали Инга, Олег и Вадим. Заходить к ним было запрещено. Когда Пашка пожаловался матери, то получил от нее подзатыльник: сам разбирайся.
В конце концов Пашка с Дашей устроили себе нору в чулане. Разгребли завалы барахла на это ушло три полных дня, часть выкинули по собственному усмотрению, ни с кем не советуясь, а оставшееся переложили, чтобы занимало меньше места. Маленькое окошко под потолком отмыли, Даша из старой выцветшей юбки на скорую руку сметала занавеску, подвесила ее на леску. На подоконник поставили елочную игрушку серебристую ракету с надписью «Восток-1». Даша узнала, что на такой летал в космос Гагарин, и подарила Пашке на Новый год. Дороже этой ракеты у Пашки ничего не было. Утащили с кроватей матрасы и стали спать на полу. Душно, конечно, и тесно Но в тысячу раз лучше, чем в общих спальнях! Мать даже не заметила ничего: она в этот чулан сто лет не заглядывала.
После того как Вадим поджег ей волосы, Даша коротко постриглась. И следила, чтобы у Пашки волосы не отрастали. К Светке старшие не приставали. Девочка-дурочка, что с нее взять! Носится как подорванная. Если тронуть, визжит и кусается. Жрет листья и траву, рот вечно выпачкан землей Однажды Олег двинул ей сгоряча по шее, и в отместку получил дурно пахнущую кучу на своей кровати. Орал до хрипоты и поклялся, что вываляет дуру мордой в ее же собственном дерьме. Но Светка проявила неожиданную предусмотрительность и следующие две ночи провела на чердаке, прячась при каждом появлении старших. На чердаке можно и ногу сломать, и шею, так что в конце концов от нее отстали. Нет, за Светку не стоит бояться
А Иришка тогда была совсем еще мелюзгой. Висела на матери, как мартышка.
Для развлечений оставались они с Пашкой. Отчего-то Инга, Олег и Вадим не выносили их двоих. Ревностью этого не объяснить: мать кудахтала и носилась со старшими, как курица с цыплятами.
«Чем-то мы их бесим», сказал однажды Пашка.
«Не мы, а я, поправила Даша. Ты идешь в довесок».
И правда: когда мать сплавила ее в интернат, Пашке жить стало легче. Он как будто перестал существовать для старших. К тому же теперь в его распоряжении был целый чулан!
Даша сидела на обочине в соломенно-желтой траве, кое-где голубевшей цикорием, и проговаривала про себя свои удачи. Это очень важно не забывать, в чем тебе повезло.
Попала в интернат это раз. То, что мнилось наказанием и бедой, обернулось небывалым везением.
Эмиль Григорьевич взял в секцию и занимался, как с родной дочерью, два.
Пашка три. Мелкий, может, звезд с неба не хватает, зато хороший, добрый и любит ее. А могла бы жить в окружении сплошных говнюков, как старшие, или психов вроде Светки.
С Баридзеевым все закончилось четыре. Даша в бога не верила, иначе весь лоб разбила бы в благодарность за его милости.
И от Егора удрала пять.
Она вспомнила убитую Вику и до боли прикусила губу. Не ныть! Не хватало еще расклеиться.
Наконец, пункт шестой: смогла договориться о койке в собачьем приюте в обмен на неделю работы. Скоро придется искать что-то новое, но пока есть крыша над головой и кусок хлеба.
«В конце концов, с горькой улыбкой сказала себе Даша, поднимаясь из травы и отряхиваясь, я же везучая».