Мне кажется, началась новая стадия моей жизни, призналась она Майклу, стоя у окна.
Да, понимаю, отозвался он.
На следующей неделе из пьесы изъяли одного из ключевых героев Майкл вышел на работу.
* * *
До рассвета оставалось еще несколько часов. Они закрыли за собой калитку и вошли в дом, который после пышности вечеринки казался меньше и у́же, чем обычно. Мелисса шла впереди по узкому коридору, где два человека не могли идти бок о бок. По пути она сбросила свои зеленовато-желтые сандалии. Ей хотелось спать. Ей не хотелось длить музыку в мягкой тиши простыней, в то время как за окнами разгорается свет и поют птицы. Но она чувствовала желание Майкла, его особую серьезность. Он проследовал за ней на кухню, где Мелисса решила заварить чай. Ромашковый, чтобы лучше спалось.
Тебе налить? спросила она.
Нет, спасибо.
Он предпочел бы бренди поздний сладкий праздник, в пустом доме, где не мельтешат маленькие ручки и ножки, где рано поутру никто не просит хлопья. Майкл взял бутылку с винной полки, которой пользовался только он, и наполнил себе бокал. И в свою очередь предложил налить Мелиссе. Зевая, она покачала головой, и он недовольно прислонился к квадратной раковине. Под их ногами источал тепло пол цвета паприки. На холодильнике висело семейство Обама в виде магнита, дразня их своим возмутительным совершенством и успехом; длинные руки Мишель обнимали девочек, Барак победоносно улыбался. Вокруг располагались магниты попроще: школьная награда Риа за хорошее поведение за обедом; самодельный серебристый Санта-Клаус; легкомысленная жалоба прописными буквами: «ВЧЕРА БЫЛ ПРОСТО АД, И СЕГОДНЯ УЖЕ ТОЖЕ!» Майкл каждое утро соглашался с этой максимой, собираясь на работу. У него была стабильная, солидная должность: менеджер по корпоративной социальной ответственности в управляющей компании, хотя когда-то он намеревался стать радиоведущим. Со своим остроумием и мелодичным голосом Майкл был просто создан для этой работы. Но он не продвинулся дальше пиратских станций: а потом понадобились деньги. Иногда он завидовал свободному графику Мелиссы, ее творческой профессии (она писала статьи для модного журнала). Он глотнул чудесного, согревающего бренди и предложил ей массаж.
Мм Ну может быть, отозвалась она.
Но Мелисса была не любительница массажа, Майкл знал это. Рефлексотерапия, джакузи все это не производило на нее никакого впечатления. Она предпочитала активность: бег, плавание, йогу. За ее узкими плечами и тонкой шеей таилась физическая сила. Мелисса была вся энергия и телом и духом, в то время как Майкл был по природе расслабленным и небрежным. Он предпочитал сидячую жизнь и пассивную роль принимающего. И любил джакузи. В этом заключалось одно из принципиальных различий между супругами.
Когда чай был готов, Мелисса прошла сквозь неудачные двойные двери в ванную. Там было страшно холодно, несмотря на подогрев плитки цвета паприки, к тому же громко гудел вытяжной вентилятор: возникало ощущение, что находишься внутри электрогенератора. Панель, идущая вдоль ванны, расшаталась и начала отходить. Вытерев лицо, ровно в тот момент, когда она открыла глаза и отвела полотенце, Мелисса вдруг увидела, как что-то ползет по этой панели, вверх по ее вертикальному краю, прилегающему к стене. Оно дернулось, странно сверкнуло коричневым и скрылось в щели над панелью. Это была мышь, крупная мышь.
Черт! воскликнула Мелисса.
Что такое?
Там под ванной мышь.
Что?
Я серьезно, я ее видела. Она вон туда пролезла. Мелисса показала.
Ты уверена? спросил Майкл.
Она уже отступила в зону столовой и теперь переминалась с ноги на ногу.
Та женщина сказала, что мышей тут нет. Она имела в виду Бриджит. Я ее спрашивала. Она сказала, тут нет мышей.
Придется кого-нибудь вызвать. Майкл почувствовал раздражение, оттого что мышь явилась крайне не вовремя, и в то же время тревогу, которую твердо решил не выказывать. Он терпеть не мог эту гадость. Он ими брезговал. Вообще-то я думал, что в наше время женщинам не положено бояться мышей, шутливо заметил он, глядя, как она торопливо семенит к лестнице. Считай себя феминисткой.
Я не феминистка. Я женщина.
Ну конечно, я знаю. И он вопросительно-робко посмотрел на нее, интимным взглядом, одновременно несчастным и решительным. Не уходи. Подожди меня.
Но она ушла вместе со своим чаем, взвинченная и ощетинившаяся. Оказавшись наверху, она переоделась в хлопковую ночную рубашку белого цвета подарок ее матери, Элис, на тридцать восьмой день рождения. В ней было удобно. Мелиссе нравилось прикосновение к коже прохладной хлопчатой ткани. А Майкл постарался как можно быстрее провести ежевечернюю проверку. В частности, следовало посмотреть на плиту, чтобы убедиться, что она выключена; закрутить краны в ванной до упора, чтобы точно не случилось наводнения; подергать за оконные ручки, проверяя, что окна закрыты; и наконец снять и снова накинуть цепочку на входную дверь и запереть ее. Каждый вечер, лишь сделав все это, он поднимался по ступенькам и шел к кровати зачастую тяжелой поступью человека, измученного целибатом, но сегодня пружинистым шагом сильного мужчины, и Мелисса, как он надеялся, почувствует это, ожидая его (возможно, в том пеньюаре кофейного цвета, что он подарил ей), и придет в возбуждение. Он был чрезвычайно разочарован, когда, пройдя под потолочным окном и повернув к спальне, заметил промельк ее наготы, но всполох соблазнительного смуглого бедра тотчас скрылся под длинной, чопорной ночной рубашкой.
Пожалуйста, не надевай это, попросил он.
Почему?
Ему так и хотелось заорать: неужели ты сама не знаешь почему? Неужели ты не понимаешь, что у нас есть важное и неотложное дело? Разве ты со мной не заодно?
Потому что она скрывает твою красоту.
А вот и нет. Мелисса надела бандану, затянула ее завязки. Она отлично понимала: именно ей придется в конце концов что-то решать насчет мыши, кого-то вызывать. Всех всегда вызывала она. Когда Майкл по утрам покидал дом, отправляясь на работу, он мгновенно забывал обо всех внутренних механизмах и о здоровье этого королевства, и Мелисса становилась его единственным правителем. Она скрывает твою версию моей красоты, уточнила она с некоторым ехидством. А эта версия очень примитивна по сравнению с моей. Я тебе не нравлюсь такой, какой я нравлюсь сама себе.
Последовала тишина.
Ты точно разберешься с мышью?
Ну да.
И еще нам надо починить окно, тут страшно холодно.
Через самое левое окно в спальню проникали ледяные зимние сквозняки: раму повело. Насыщенно-красные стены, мягкий свет из-под абажуров, лунное сияние, струящееся сквозь бамбуковые жалюзи на покрывало цвета кофе с молоком, все это подразумевало более теплую атмосферу, так что комната казалась какой-то недоустроенной. Столетние половицы скрипели под их ногами, стоило пройти от кровати к платяному шкафу, что неприятно аккомпанировало холоду. И отсутствие Блейка, детеныша, в эту его первую ночь вне родного дома лишь усиливало чувство неуюта, владевшее Мелиссой. Ей не хватало его его крошечного присутствия, его тихого частого дыхания.
Надеюсь, у него все в порядке, произнесла она.
У кого?
У Блейка, кого ж еще.
К чертям Блейка, подумал пенис Майкла. К чертям окно. К чертям мышь.
Все у него прекрасно.
Откуда ты знаешь?
Мелисса не рассказывала Майклу, как однажды проснулась среди ночи от какого-то шороха три месяца назад, Блейку тогда было шесть недель. Какие-то приглушенные звуки раздробили ее сон. Она открыла глаза, посмотрела на люльку и увидела, как ступни и колени Блейка бьются изнутри об одеяло, которое закрыло ему все лицо. Мелисса в панике вскочила с постели и сорвала одеяло. И решила, что это дурное предзнаменование.