Но стоило карим с медным отливом глазам остановиться на мне, они тут же стали источать яд. Предназначенный исключительно для меня.
Проходи, милочка, поторопил водитель.
Мэдисон выпустила в меня последнюю порцию яда и обратила взор на него.
Простите, мистер Хэмиш, пропела она сладким, бархатистым голоском. Мистер Хэмиш ответил ей улыбкой, как всегда поступали взрослые. Мэдисон поплыла по проходу в сопровождении хихикающих неразлучных двойняшек Эшли и Гретты Осло.
Троица прошла мимо нас, и я осторожно перевела дыхание. Самый ужасный момент утренней поездки, пугавший меня больше всего остального, миновал. Конечно, в школе меня ждало немало других неприятностей, но хотя бы эту можно было вычеркнуть из списка.
Так я себя утешала. И как всегда ошибалась.
Эта красотуля прям как леденец на палочке! выдала Антония. Очень громко.
Я застыла, всей кожей чувствуя обжигающий взгляд Мэдисон, остановившийся на крикливой малявке со сверкающей заколкой-утёнком, в купленной на распродаже блузке с красной пандой. Той, что сидела рядом со мной.
Привет, я Антония, невозмутимо продолжала моя сестра, отвечая на невысказанный вопрос. Сестра Люси.
У меня перехватило горло. Руки чесались стиснуть ей шею и трясти, повторяя: «Заткнись! Заткнись!» Однако ничего такого я сделать не могла. Самое важное правило из моего списка Правил выживания в средней школе Правило номер один гласило: «Никогда не разговаривай ни с кем, кроме взрослых, а с ними только когда тебе задали прямой вопрос». И нарушать это правило нельзя было ни при каких обстоятельствах.
Я услышала фырканье и хриплый смешок, а потом каблучки Мэдисон снова зацокали по проходу. Прозвучавший следом ответ был достаточно громким, чтобы слышала не только я, но и с восторгом внимавшая публика на задних сиденьях.
Видали эту лупоглазую Тухлоедину-младшую? Задние сиденья разразились тем особенным издевательским хохотом учеников средней школы, от которого облезает краска на стенах.
Антония пихнула меня в бок:
Чего это они смеются? И кто такая Тухлоедина-младшая?
Я не ответила, даже когда она принялась щипать меня за руку. Мои глаза оставались закрытыми: если я не могу видеть окружающий мир, он тоже не может увидеть меня.
Я понимала, что веду себя по-детски глупо. Но хотя бы на короткое время могла представить, что осталась одна во всём мире. В котором нет ни других детей, ни школы и особенно нет Антонии. Не важно, что уже через пятнадцать минут придётся открыть глаза, а впереди ждёт целый жуткий год. На пятнадцать минут я могла представить, что ничего этого не произойдёт.
Так что, несмотря на все тычки и приставания Антонии, требовавшей объяснить причину смеха учеников, я замкнулась в себе и исчезла. Это у меня получалось лучше всего.
Глава 4
Ну ничего себе! восхищалась Антония, разглядывая столовую так, будто это Гранд-Каньон. Её разбухший рюкзак розовый котёнок небрежно болтался на плече. Интересно, она вообще его сегодня снимала? У сестры буквально разбегались глаза, она вертела головой, как автомат для поливки газонов. Этот зал точно больше, чем в моей старой школе!
Каким-то чудом мне удалось пережить первые уроки, оставаясь практически незамеченной, и никто ко мне особенно не придирался. Мне даже посчастливилось выдернуть Антонию из толпы у самых дверей класса и притащить в столовую до того, как соберётся очередь. Перед нами всего семь человек. Я закрыла глаза и постаралась выровнять дыхание.
«4576, 4576, 4576, 4576», повторяла я про себя. Это был код моей кредитной карты, который я набирала на кассе, чтобы получить бесплатное питание, такой же, как в прошлом году. Но не тут-то было.
У нас тут свой стол? Или можно садиться где захочешь? А они готовят пиццу пеперони? вопросы сыпались быстрее, чем я могла на них ответить. Собственно говоря, я и не пыталась отвечать Антонии. Я просто взяла из стопки подносы для неё и для себя и поставила их на металлические стойки.
Теперь перед нами оставалось всего четверо учеников. На моём подносе сиротливо стояли раскисший гамбургер и тарелка с зеленоватой картошкой. Зловоние чистящего средства для пола и пригоревшего жира, скопившегося, наверное, с 1964 года, смешивалось с какими-то химическими запахами. От этих испарений начинал плавиться мозг что вполне объясняло многие особенности нашей средней школы.
Антония всё ещё самозабвенно болтала то об одном, то о другом. Я решила, что, пока она не сопротивляется и послушно идёт, куда я веду, пусть трещит сколько хочет. Позже я найду какое-то объяснение тому, почему никто не садится вместе с нами, почему я не поднимаю глаз от подноса только чтобы посмотреть на часы и почему ни с кем не общаюсь.
«4576, 4576, один гамбургер, одна тарелка зелёной картошки, одна порция горошка, стакан молока, одна вилка, одна салфетка, ввести код, пройти к круглому столику, сесть, поесть, ждать, 4576, 4576»
От нетерпения меня колотил озноб. Ещё пять минут, и мы сядем. Ещё тридцать семь минут, и обед закончится иногда поесть удаётся, иногда нет. Если не удаётся, меня потом меньше мутит. Ещё девяносто четыре минуты и закончится школьный день. Ещё двадцать пять минут и за нами с шипением закроются двери автобуса. А потом через шестнадцать часов пытка начнётся снова.
Ой-ёй-ё-о-о-ой.
4576, 4576, 4576, 4576
Люси, Люси, Люси, Антония опять пищала в полный голос и дёргала меня за рукав, а какой из столов твой? Ну скажи мне! Где вы сидите с подругами?
Подругами? раздался голос из хвоста очереди. Какими ещё подругами?
«Нет-нет-нет, пожалуйста, нет!» Не нужно оборачиваться, чтобы узнать шипение Мэдисон. А презрительное фырканье, сопровождавшее каждое ядовитое слово, наверняка издавали Эшли с Греттой. Я старалась не слушать, но слова всё равно достигали ушей и ввинчивались прямо в мозг.
Кто же станет дружить с Тухлоединой? От неё воняет кошачьим дерьмом!
Ой, Мэдди! Какая ты грубая!
Какаа-а-ая грубая!
Я покосилась на Антонию: как она реагирует, но ей было не до того. Что ж, тем лучше. Однако ледяные пальцы внутри не давали мне дышать, стискивая лёгкие.
«4576, 4576, 4576, пожалуйста, пожалуйста»
Но ведь это правда. Даже лупоглазая Тухлоедина-младшая воняет так же. Это потому, что кошки гадят на всё, что они подбирают на помойке.
На помойке? Фу, гадость!
Бэ!
«Заткнись, заткнись, 4576, 4576»
Один человек до кассы. Мне нужно лишь набрать код кредитки, и всё закончится. Мэдисон с подпевалами всегда стараются занять место у длинного ряда окон, далеко-далеко от моего стола. И пусть оттуда обзывается сколько хочет. Мы ничего не услышим. Но ледяные пальцы продолжали усиливать хватку, пока я вообще не перестала дышать.
«4576, 4576, 4576, 4576»
Они так ужинают каждый вечер. Жрут кошачье дерьмо и закусывают крысиными головами.
Ой, да ладно! Ты же шутишь! Или нет?
Бу-э!
Наконец-то я оказалась перед кассой. Лоб прошило острой болью. Перед глазами потемнело. Мои трясущиеся пальцы замерли над клавишами.
«Ладно, ладно, 4576, 4576»
Сердце замерло у меня в груди. «Погоди! Какие там цифры? То ли 456, то ли 47 какие там, какие там»
Да набери уже, кассирша, какая-то незнакомая тётка с ярким макияжем, выглядела ужасно усталой. На весёленьком бейджике было написано: «Миссис Дадли».
У меня всё сильнее тряслись руки. А четыре цифры, которые я целый год набирала здесь каждый день, вылетели из головы.
Набери их уже, визгливо повторила Мэдисон. Двойняшки захихикали.
Давай я? предложила Антония. Она пролезла к кассе и стала тыкать во все кнопки подряд.
А ну стой! рявкнула миссис Дадли и грубо схватила Антонию за руку. Из-за вас вся очередь стоит. Если забыла код своей кредитки, выкладывай три доллара и сорок пять центов.