Томас, Ноль-девять Морган был твой друг?
Тот поднял на него свое смуглое, сморщенное, напоминавшее обезьянье лицо и ответил:
ороший был парень, старый бедолаа. Но вы ведь не пойдете в луб-столовую в испачанных ровью ботинах.
Если бы я отпустил его в увольнительную, сказал Титженс, он бы сейчас был жив.
Нет, онечно же нет! возразил ему Один-семь Томас. Эванс из замка ох совсем точно бы его убил.
Значит, ты знал о его жене? спросил Титженс.
Мы думали, что та должно быть, ответил Один-семь Томас, или бы вы, капитан, дали ему увольнительную. Вы же, капитан, ороший.
У Титженса вдруг возникло ощущение, что всю жизнь погибшего выставили чуть ли не напоказ.
Стало быть, знал, произнес он.
А про себя подумал: «Интересно, а на свете, черт возьми, есть хоть что-нибудь, чего вы, ребята, не знали бы?! И если бы с кем-нибудь из них что-то случилось, через два дня об этом знало бы все командование. Слава богу, что сюда не может приехать Сильвия!»
Посыльный поднялся на ноги и принес полотенце сержант-майора белоснежное, с красной каймой.
Мы знаем, что у вас очень орошая честь, капитан. И капитан МакКекни тоже очень ороший. И капитан Прентисс, и лейтенант Джонс из Мертира
Ну все, довольно! отрезал Титженс. Передай сержант-майору, чтобы он выписал тебе пропуск, и отвези товарища в госпиталь. Да пришли кого-нибудь вымыть здесь пол.
Два человека завернули останки Ноль-девять Моргана в плащ-палатку, усадили на колченогий стул и вынесли из хибары. Напоследок руки мертвеца взвились над плечами в комичном прощальном приветствии. Снаружи ждали присланные из полевого госпиталя носилки на велосипедных колесах.
2
Сразу после этого объявили отбой воздушной тревоги. В неожиданном характере этой команды присутствовало нечто удивительное, то ли мрачное, то ли, наоборот, веселое: протяжные ноты затихали в ночи, которая только-только успокоилась после грохота, повергавшего в совершеннейшее изумление. Луна приняла это к сведению, чтобы наконец взойти; курьезная, гротескная, похожая на знатную матрону с Востока, она выползла из-за усеянного палатками холма и озарила лагерь Титженса пологими, сентиментальными лучами, превратившими окрестности в задремавшую пасторальную деревню. Не слышалось ни звука, который бы не способствовал тишине, в забранных целлулоидом окошках тускло поблескивал свет. Луна высветила золотом цифры на нашивках сержант-майора Коули, свидетельствовавшие о его принадлежности к Первой роте. Титженс, давший легким минуту отдохнуть от угольных испарений, спросил его голосом, который притих сам по себе, дабы отдать должное лунному свету и припустившему морозцу:
Ну и где оно, это чертово пополнение?
Взором поэта сержант-майор окинул вереницу выбеленных дождями камней, спускавшуюся по черному холму. На другом его склоне размытым пятном полыхал пожар.
Это плац Двадцать седьмого, произнес он. Полыхает после налета аэроплана гуннов. Новобранцы сейчас как раз там.
Надо же! притворно терпеливо съязвил Титженс и добавил: Я думал, что за семь недель занятий мы вбили этим паршивцам в головы хоть какое-то представление о дисциплине Помните, когда мы впервые выстроили их на плацу, тот младший капрал вышел из строя и швырнул в чайку камень А вас окрестил иммигрантом Ханки! Всем своим поведением он подрывал порядок и воинскую дисциплину. А куда это запропастился наш канадский сержант-майор? Где офицер, которому поручено пополнение?
Сержант-майор Леду сказал, что они были как стадо баранов, бросившихся в панике спасаться бегством на реке на реке В общем, на какой-то там реке в его родных краях И остановить их, сэр, оказалось невозможно. Для них это был первый германский налет А сегодня ночью, сэр, их отправят на передовую.
Сегодня ночью?! воскликнул Титженс. Накануне Рождества?!
Не повезло парням! вздохнул сержант-майор и уставился куда-то вдаль. А после паузы добавил: Мне недавно рассказали забавную шутку: в каком случае король отдает честь рядовому, а тот его даже не замечает? Правильный ответ таков: когда солдат мертв Но представьте себе, сэр, что вы ведете свою роту на передовую, однако вдруг передумываете и решаете не бросать ее в бой, хотя при этом не знаете ни одной предусмотренной уставом команды, чтобы солдат развернуть. Как бы вы, сэр, в такой ситуации поступили?.. Вам необходимо вывести роту из-под удара, но приказывать «Кругом», «Направо» или «Налево» вы не можете Что касается отдания чести, то я знаю еще одну смешную шутку Если же говорить о заботе о новобранцах, то она поручена второму лейтенанту Хочкиссу Но он офицер службы тылового обеспечения, к тому же ему вскоре стукнет шестьдесят. В мирной жизни был кузнецом. Словом, совсем гражданский. Один майор из их епархии спрашивал меня, не могли бы вы, сэр, поручить это дело кому-то другому. По его словам, он сомневается, что второй лейтенант Хичкок то есть я хотел сказать Хочкисс сам дойдет до станции, не говоря уже о том, чтобы повести за собой маршем людей, потому как знает одни только кавалерийские команды, если, конечно же, знает вообще. Он и в армии-то каких-то две недели
Титженс оторвал взгляд от идиллического пейзажа:
Полагаю, канадский сержант-майор и лейтенант Хочкисс в настоящий момент делают все возможное, чтобы вернуть обратно своих людей.
С этими словами он вернулся в хибару.
Из-за фантастически яркого света фонаря-«молнии» со стороны казалось, что капитан Макензи барахтается в бурунах разложенных перед ним на столе бумаг, так и норовивших свернуться в трубочку.
И вот всю эту писанину, пробурчал он, все штабы, взятые вместе, вышвыривают в наш ужасный мир.
Что это вы там разглядываете? весело спросил Титженс.
На столе было много чего: ответы на их запросы, приказы из штаба гарнизона, приказы по дивизии, приказы по линиям связи, полдюжины сообщений из комитета по бытовому обеспечению личного состава. Все ясно как дважды два четыре. А еще грозящее самой страшной карой сообщение, поступившее из Первой армии и переданное штабом гарнизона, что пополнение по состоянию на позавчерашний день до Азбрука так и не дошло.
Вот что, сказал Титженс, вежливо ответьте им в том смысле, что у нас приказ не отправлять новобранцев, не пополнив их четырьмя сотнями солдат Канадских железнодорожных войск парней, щеголяющих в подбитых мехом капюшонах. А те сегодня в пять часов дня только выступили в нашу сторону, причем без одеял и сопроводительных бумаг. И если уж на то пошло, то без документов вообще.
Мрачнея все больше и больше, Макензи изучал коротенькое сообщение, написанное на темно-желтой бумаге.
А вот это, похоже, вам лично, сказал он, никак иначе я подобные послания трактовать не могу, хотя пометки «лично» здесь нет.
С этими словами Макензи швырнул бумагу через весь стол Титженсу, который, взяв ее, грузно опустился на ящик из-под мясных консервов. Сначала прочел на ней инициалы и подпись: «Э. К. Дж.». И сразу дальше: «Ради бога, велите вашей жене оставить меня в покое. Я не потерплю, чтобы рядом с моим штабом вертелись юбки. От вас у меня больше головной боли, чем от всего остального командного состава, вместе взятого».
Титженс застонал и еще глубже осел на ящике из-под консервов. Ему на затылок с нависавшей над головой ветки будто прыгнул невидимый дикий зверь, о существовании которого он даже не подозревал.
Старший сержант Морган и младший капрал Тренч обязали нас, явившись сюда из канцелярии учебной части, помочь разобраться с бумагами новобранцев, произнес стоявший рядом с ним сержант-майор, демонстрируя восхитительные манеры дворецкого. Сэр, почему бы вам вместе со вторым офицером не пойти и не съесть что-нибудь на ужин? Полковник с капелланом только что отправились в клуб-столовую, а я предупредил тамошний персонал, чтобы для вас приберегли горячее С бумагами и Морган и Тренч управляются хорошо, поэтому солдатские книжки мы сможем прислать вам прямо туда, чтобы вы подписали их, не вставая из-за стола