При желании можно было разглядеть, как шныряют близ поверхности рыбы – и не только рыбы: порой мелькали на солнце изящные силуэты тюленей или выпрыгивали из воды дельфины. Мимо борта проплыли какие‑то деревяшки – девочка, разумеется, не догадывалась, что это следы кораблекрушения.
Время исчезло, растворилось в этой зелено‑сине‑черной воде, в этом чуде, словно предназначенном только для девочки. Она очнулась, лишь когда корабль развернулся и направился обратно к гавани. Парад завершился.
Большинство кораблей последовало примеру королевского челна, а оставшиеся двинулись на юго‑восток, к прибрежным рыбацким деревушкам. Девочка вдруг поняла, что игра заканчивается. Она не заплакала – это было бы не в ее духе, – но встала у самого борта, чтобы смотреть на море, пока еще можно.
Она стояла на надстройке над скамьями гребцов. Поручень шел слишком высоко, чтобы она могла через него упасть за борт. Мимо корабля проплыл тюлень – светлый промельк в радужном многоцветье воды. Девочка оглянулась: неподалеку возвышалось что‑то круглое, вокруг чего была обернута цепь с большим крюком на конце. Недолго думая, она взобралась на это сооружение и вновь устремила взгляд на море.
За кормой виднелась узкая полоска земли с одним‑единственным зданием, мрачным и приземистым, увенчанным невысокой башенкой. Но девочка смотрела совсем в другую сторону: она выглядывала тюленя.
Тот, будто заметив это, приблизился и поплыл рядом с кораблем, легко подстроившись под его скорость. Вблизи его лоснящаяся от воды шкура казалась янтарно‑золотистой. И вел он себя как‑то странно: не торопился куда‑то, как его сородичи, а плыл и плыл рядом и порой будто посматривал наверх, на палубу. Глаза у него были большие, как у овечки. Девочка невольно загляделась…
Кто‑то из взрослых заметил, куда она забралась, окликнул ее и поспешил было снять, но слишком поздно. Челн резко накренился – накатила очередная волна, – девочка не удержалась на своем «насесте» и свалилась за борт.
Когда она падала, крики, доносившиеся с корабля, казались ей какими‑то далекими, едва различимыми за дружеским, обволакивающим плеском воды. Море приняло ее как родную, заключило в свои объятия. Одежда потянула девочку вниз, в манящую желто‑зеленую пучину. Она не испытывала страха, у нее было такое чувство, будто она вернулась домой. Море подбрасывало ее точно так же, как это делал отец. В ушах загудело…
Прежде чем она успела раскрыть рот, чтобы вдохнуть, что‑то подхватило ее и повлекло вверх. Она глотнула соленой пены и ветра – и поняла, что ее крепко держат тюленьи ласты. А в следующий миг среди волн показался отец, рассекавший воду могучими гребками. Он подхватил девочку, поднял над водой, крикнул, чтобы бросили канат. Мгновение – и они оба очутились на палубе. Только теперь девочка позволила себе заскулить…
Отец обнял ее, прижал к себе. Она чувствовала, как бьется под железным ключом на груди его сердце.
– С тобой все в порядке, хорошая моя? Ответь же мне, моя Дахут.
II
На третий год своего пребывания в Исе римский префект и король Иса Гай Валерий Грациллоний получил письмо из столицы империи. Прочитав его, он велел подыскать достойное помещение для имперского курьера – письмо требовало обдумывания, отвечать на него сразу префект не собирался. Поразмыслив, он послал за Бодилис и Ланарвилис.
Первой прибыла Бодилис. Грациллоний ожидал ее в Зале советов, где разожгли жаровню; светильники отбрасывали зыбкие тени, благодаря чему пасторальные фрески на стенах казались какими‑то призрачными, как воспоминания о минувшем лете. Бодилис скинула плащ – на улице моросило – на руки подбежавшему служке. Несмотря на капюшон, в ее волосах сверкали капли воды, по виску стекала тоненькая серебристая струйка. В два шага Грациллоний очутился рядом с королевой, взял ее за руки и улыбнулся, глядя в ее иссиня‑черные глаза.