Конечно, Борис Николаевич, идеологический фронт тоже фронт, возможно, целые отделы будут переходить на сторону противника, если не управления.
Или все ведомство разом, немного улыбнулся Борис Николаевич. За премиальные можно обеспечить потомков до девятого колена.
Надеюсь, что не дойдет до физического устранения сотрудников.
Ничего не исключаю, Степан Илларионович, идеологический фронт, подкрепленный такими финансами, обязательно потребует жертв. Но основная масса «специалистов», как всегда, будет занята текучкой и беготней, а нам требуется результат без лозунгов и тезисов пятидесятилетней давности необходимы доказательства такого характера, что отрицать их будет невозможно!
Борис Николаевич, доказательства в процессе изыскания.
Главное, чтобы процесс не затянулся, иначе изыскания придется заменить изобретением.
После этих слов беседа стала идти вполголоса, старики почему-то начали секретничать. Посетитель ушел, а Дубов задумался о предстоящей работе.
«Панько при всей своей эксцентричности один из самых перспективных товарищей, хотя легко может оступиться, сломаться, как только осознает глубину глубин. Даже тот скромный гонорар, который получат исследователи, легко может перевесить и совесть, и принципы».
Машинистка бойко стучала по клавиатуре. Говорил Дубов не спеша, процеживая каждый оборот, адресат доклада ментально обитал выше атмосферы, и с этим приходилось считаться, подбирая слова. Итак, операция «Летопись».
«По подтвержденным данным, полученным от представителей бизнес-кругов и по дипломатическим каналам, нам стало известно
если те сумеют доказать, что Древнерусское государство явилось результатом созидательного труда и воли славян
речь идет о государственных интересах. Главное управление исторических исследований предлагает принять меры для подготовки к серьезной дискуссии по вопросу происхождения Древнерусского государства и противодействия норманнской теории в ее классическом и неоклассическом видах.
Начальник Главного управления исторических исследований генерал Дубов С. И.»
Степан Илларионович, вы уж меня простите, но, по-моему, это какая-то ересь, позволила себе заметить секретарь-референт.
Маргарита Львовна, вы не помните количество ноликов в ведомости своей заработной платы? Кажется, ехидно улыбнулся Дубов, их около пяти?
В смысле, пилите, Шура, пилите, они золотые? улыбнулась женщина, мысленно сравнивая циферки, что были на кафедре и в стенах Главного управления.
Приятно иметь дело с понимающими людьми, заключил Дубов.
***
Белкин сидел в своем кабинете один. Мелочевкой, как ему казалось, он не занимался, благо было кому спихнуть «геморрой» и «бесперспективняк». Его, товарища майора, волновали крупные фигуры, положение которых колебалось вместе с генеральной линией и международной обстановкой. В данный момент Василий Осипович расходовал серое вещество, чтобы отмазать Петра Алексеевича. Да, именно отмазать. Ему так и поставили задачу. Хотя еще пять лет назад казалось, что это фигура абсолютно непотопляемая. Петр Алексеевич благополучно простудится на похоронах очередных разоблачителей, протянет за счет связей и авторитета. Но, увы, всему рано или поздно приходит конец. Теперь и сам Великий угодил под раздачу. Его стало много в общественном пространстве, чересчур много, теперь это медийное обилие обернулось против него самого. Влетел Петруша сразу по нескольким пунктам, и вчерашние обожатели поспешили от него откреститься.
Петр Алексеевич шел по модной ныне статье об оскорблении чувств и препятствии религиозной деятельности, традиционной для русского человека. Замес более чем серьезный. Петр Первый отменил патриаршество в 1700 году, едва придя к власти. После смерти Андриана запретил выбирать нового патриарха, а позднее и вовсе учредил Монастырский приказ, потом Синод и поставил во главе светского обер-прокурора. Для набожных русских людей и монахов это было настолько шокирующим поступком, что царя прозвали антихристом. Впрочем, выходки самого царя по отношению к церкви и священнослужителям подробно описаны в романе Толстого А. Н. «Петр Первый», написанном исключительно по «достоверным» историческим свидетельствам. Всешутейший собор, учрежденный Петром на потеху публике, был полной пародией на всю церковную жизнь. Закон о бритье бороды вообще для православного человека был как серпом по собственно бороде.
На этом проделки оскорбителя не заканчивались. При Петре запросто могли переплавить церковный колокол на пушки, забрать монастырские активы в виде земель для нужд государства. Но и это еще не все. Петр путался с иностранцами. Его манифест о вызове иностранцев в Россию и гарантий им свободны вероисповедания позволил иностранным агентам, преимущественно из стран Западной Европы, жить и работать в Российской империи, что, по мнению разоблачителей, нанесло непоправимый ущерб русской науке, экономике и промышленности.
Далее Петру передавали привет из Сибири и Урала. С чего вдруг? А за преследование старообрядцев и возбуждение ненависти по религиозному признаку. Насильственное принуждение старообрядцев к крещению быстро отыскалось в источниках. Теперь общественность требовала осудить публично, наказать прилюдно, ну и, разумеется, снести все эти памятники. Подобные призывы нашли поддержку в ЦИКе, сотрудники которого уже искали нужные свидетельства в летописях и архивах. Межведомственная битва разворачивалась на глазах. Белкин чувствовал, что Главное управление исторических исследований потерпит поражение от разветвленного Центрального исторического комитета и пойдет Петр Первый и за оскорбление чувств верующих, и за возбуждение ненависти, и за пропаганду европейских ценностей и прочие грехи.
Скорее всего, будет заключение, можно вытянуть «условку», но это если повезет, ведь улик достаточно. При высылке дорогие памятники царю-императору продадут любому иностранному государству, пожелавшему их купить. Ссылка подразумевала отправку памятников в Парк ненужной старины где-то в районе Красноярска. Туда, на свалку истории и потеху туристам, высылали памятники вчерашним героям со всей страны.
«Нет, это перебор». Белкин, вскормленный на трудах Карамзина, Костомарова, Пушкина, искренне почитал Петра Великого и хотел как минимум условно-досрочного освобождения. По УДО памятник спустя пять-семь лет возвращали на прежнее место или в пределы столиц.
Панько с Белкиным курили не переставая, хотя курить в их возрасте было уже вредно. Белкин ругался матом, выгораживая Петра, как он выражался, Великого, уверяя Панько в исторической необходимости всех деяний. Панько кивал головой в ответ. Но его согласия для суда было маловато, тем более что в ЦИКе работали пролетарии, выращенные на трудах славянофилов, Петр у них был в лучшем случае неудачливым экспериментатором, который хотел толкнуть страну на западный путь развития, а в итоге случился апофеоз крепостного права и угнетения крестьянских масс, слегка прикрытый европейским Петербургом. Это при хорошем раскладе.
С Петром вообще, если копнуть поглубже, обнаруживалась полная каша: вроде и русский царь, но именно вытравлением исконного русского, борьбой с традициями и обычаями он запомнился современникам. Это уже значительно позже, со второй половины восемнадцатого века, а далее в девятнадцатом из Петра стали ковать лидера нации, преобразователя, хотя он таковым и являлся. Публицисты, историки, приверженцы западноевропейской традиции создавали «петровский» авторитет. По-другому быть не могло, именно с Петра династия Романовых заявила о себе как о полноценных, полновластных правителях России. Разумеется, при таком раскладе члены императорской фамилии, потомки Петра, никак не могли назвать своего предка отступником, ренегатом, кощунником или еще каким-нибудь обидным словом.