Пробравшись по хаотичному лабиринту из коробок, мы вышли в более парадную буфетную, заставленную сервантами и шкафами с полками. Мне захотелось заглянуть в них, посмотреть, не осталась ли посуда, из которой могла есть моя мама, или какая-нибудь красивая, старинная утварь. Но я подавила это желание и последовала за Самиром в другую комнату.
А здесь, и правда, жутковато, призналась я.
Окна комнаты оплетали лианы дикого винограда. Многие заползли сквозь разбитые стекла внутрь, придав интерьеру зеленоватый оттенок. Обеденный стол с шестнадцатью или двадцатью стульями усеивали куски отвалившегося гипса и штукатурки. Еще больше мусора было на полу. Вспучившиеся и отклеившиеся полотна обоев свисали вниз затейливыми сталактитами. По одной стене и половине потолка расползалось огромное черное пятно. А на другой стене я заметила более светлый прямоугольник.
И где же та картина? Тут был чей-то портрет?
Не знаю, засунув руки в карманы своего худи, вывернул нижнюю губу Самир. В одной из спален наверху есть несколько картин, но это не портреты. Что-то фантастическое.
Я сразу же вспомнила мамино творчество:
На них изображен лес?
Самир обернулся и посмотрел на меня:
Нет. Сады и всякое такое.
Мышь! взвизгнула за моею спиною Ребекка и стрелой помчалась к выходу.
Я огляделась по сторонам. Но если мышь и была где-то, то со страху уже убежала. Я покачала головой, и Самир провел меня через кучу мусора на пороге в следующую комнату. Похоже, она служила гостиной. Деревянная филенчатая дверь висела перекошенная под углом на нижних петлях. Высокие окна до потолка почти полностью оплетали растения.
Взгляните на это, указал Самир на цветущую белую розу, светившуюся, как маленький ночник в темноте. Должно быть, здесь теплее, чем снаружи.
Волей-неволей вспомнишь «Красавицу и чудовище», хмыкнула я и, не удержавшись, подошла понюхать розу. Дом под вековым проклятием
И что потребовалось, чтобы его снять? То проклятие?
Чудовище научилось любить и сумело добиться ответной любви, наклонив к розе голову, я приятно удивилась ее нежному лимонному аромату.
Да-да. Женщинам всегда нравятся брутальные, грубые и примитивные типы.
Пристроившись сбоку от Самира, я улыбнулась:
А вы себя к этой категории не относите?
Нет, вздохнул парень.
Не теряйте надежды. Женщины в конечном итоге понимают, что брутальные грубияны всего лишь примитивные животные.
Да? приподнял густую бровь Самир.
Ну
Буду иметь в виду, он снова подал мне руку, чтобы помочь перелезть через сгнившую оттоманку. Вы как? Не устали?
Все нормально. Ведите дальше.
Это лучшая часть дома, замер у дверного проема Самир; его глаза лукаво сверкнули: Готовы?
Да.
Самир надавил плечом на дверь, довольно сильно, и она нехотя, со стоном, но поддалась. В воздух взлетело облако пыли. Мы нырнули в просторный холл с широкой резной лестницей. Комнату заливал свет.
Ух ты! пройдя в самый центр, я вскинула глаза вверх.
Помещение было огромным, высотою в три этажа. И каждый дюйм был отделан резными квадратиками золотистого дерева. Они искрились и переливались на свету, проникавшем внутрь сквозь громадные витражные окна, состоявшие из трех широких арок, в которых были запечатлены святые, творившие чудеса. Я знала, что особенностью ранних витражей было преобладание ярко-красных и чистых голубых цветов. Ни одно стеклышко не было разбито. Я прижала к груди кулачок:
Это, должно быть, одиннадцатый или двенадцатый век. Как такое могло сохраниться?
Невероятно, да? Самир тоже смотрел вверх; его черные волосы падали назад, открывая высокие, четко выраженные, крепкие скулы и точеную линию подбородка. Говорят, что эти витражи из аббатства.
А где располагалось аббатство?
Чуть южнее. Сейчас оно в руинах. А основано было, опять же по преданию, на месте древнего языческого капища. Там есть источник, и местные ведьмы разбили там огород и выращивали лекарственные растения.
Правда? рассмеялась я.
Правда, кивнул Самир. Этот огород существует со времен Средневековья. Там собрано множество видов полезных растений и целебных трав. Это один из лучших «аптекарских огородов» в стране.
Со времен Средневековья, повторила я. Такой срок! глядя вверх, я снова подумала о маме. Представила, как она сходила по ступенькам парадного крыльца, а до нее по ним сходила ее мать и моя бабушка, а еще раньше «елизаветинцы», перенесшие сюда витражи, а до них монахи, жившие в аббатстве. Я обвела взглядом стены, всматриваясь в утонченную резьбу филенок. Просто удивительно, что все это в таком хорошем состоянии!
Не все, избавил меня от иллюзий голос Самира, прозвучавший за спиной. Некоторые помещения полностью разрушены, другие выглядят так, словно их только что покинули, я кивнула. Это одно из мест, где якобы появляется призрак.
Здесь действительно холодно, легкомысленно отшутилась я. А чей это призрак?
Девушки, сбросившейся с галереи, Самир указал на брешь тремя этажами выше:
Там когда-то были башни?
Да.
А почему она выбросилась?
Всегда и всему причиной любовь. Разве не так?
Гм-м. Наверное, я подняла глаза на притененную галерею, где когда-то, должно быть, играли менестрели. Вообразила себе девушку настолько обезумевшую, что предпочла жизни страшную смерть на этих изразцах. И ощутила дрожь, пробежавшую по спине.
От холода у меня снова заболела нога. И внезапно мне захотелось, чтобы рядом оказалась мама, рассказала мне старинные предания и поделилась со мной своей собственной историей.
Откуда вам все это известно?
Если бы выросли в этой деревне, вы бы тоже знали все эти предания, обойдя кучу мусора, оставшуюся от сгнивших журналов, Самир снова вскинул глаза к потолочному своду: В детстве меня влекла сюда какая-то неведомая сила. У этого места особая атмосфера. Какая-то потаенная печаль. Словно оно хочет освободиться избавиться от проклятия, подмигнул мне парень.
В груди снова защемило, Самир задел меня за живое:
Я думала, что мама родом из маленького, убогого местечка. Какого-нибудь унылого промышленного городка. Она не любила рассказывать о своей жизни в Англии вздохнула я, А мне казалось, это потому, что она сбежала в Сан-Франциско из жуткой дыры. Не могу поверить, что мама могла все так тщательно скрывать в себе. Она ни разу, ни единым словом не обмолвилась об этом поместье, покачала я головой.
Вам стоит побеседовать с моим отцом. В имении что-то произошло перед тем, как все его покинули. Но я многого не знаю. А отец был здесь в то время.
Сколько ему лет? спросила я Самира.
Уголки его рта выгнулись вниз, парень почесал щетину на подбородке:
Вроде бы шестьдесят семь
Мама умерла в шестьдесят шесть.
Я к тому, а были ли они знакомы?
Самир тихо фыркнул:
Конечно, были. Вы видели площадь деревни?
Все так. Но они могли вращаться в разных кругах.
Верно. Но наши бабки были добрыми подругами.
Да что вы?
Да. Они еще девочками вместе жили в Индии.
Меня захлестнула волна грусти:
Я даже имени ее не знаю
Самир лишь посмотрел на меня большими темными глазами. Но на душе почему-то сразу сделалось легче.
Краем глаза я заметила какое-то движение; меня пробрала оторопь. Резко развернувшись, я увидела кота, сидевшего примерно на середине лестницы. Он был очень большой, с густой черно-белой шерсткой и порванным ухом.
Привет, сказал ему Самир. Охотишься тут на мышей?
Кот даже не шевельнулся; он только молча буравил нас своими желтыми глазищами.
В точности такого кота изображала на всех своих рисунках мама, сказала я с дрожью в голосе.
Рука Самира ласково коснулась моего плеча:
Здесь их целая армия. Амбарные кошки.
По-моему, этот экземпляр может сойти и за домашнего кота.