Автобус некоторое время ехал вдоль реки, потом свернул с берега и стал подниматься в горы. Склоны покрывала пышная зелень. Дорога круто повернула и стала похожа на змею, обвивающую гору вокруг пояса. Они быстро набирали высоту. Подъем оказался крутой: целых полтора километра в высоту настоящее скалолазание. Путь был коротким, километров двадцать или тридцать, но разница в высоте колоссальная.
Старина Сун вдруг спросил:
Братишка Хуан, скажи честно, не жалеешь, что оказался у нас на заставе?
Почему я должен жалеть?
За год на заставе жить надоест сильнее, чем за целых три в отряде связистов в Ядуне. Особенно утомляет уединение. Ладно мне, самому старшему на заставе и потому привыкшему, уже все равно, но ты ведь совсем мальчишка
Я привыкну, ответил Юэлян. Все равно у связистов тоже не разрешают сидеть в интернете.
Ты просто еще ни разу не зимовал на заставе, сказал старина Сун. Это тяжко до смерти. Лишь переживший зиму может называться тибетским солдатом, только ему известно, почем фунт лиха. Скажу тебе так: ты точно еще пожалеешь!
Я нисколько не пожалею, отозвался Юэлян. И помолчав, добавил: В жизни как в шахматах. Если ход сделан, жалеть уже нельзя!
Старина Сун хмыкнул и ничего не ответил.
Юэлян знал, что на высокогорной заставе тяжелые условия, причем их Годунла еще не худший вариант. Но как бы ни было сложно, если другие справляются, справится и он. «Как солдат Народной освободительной армии я мечтаю на собственном опыте осознать, что такое охранять границы родной страны на пограничной заставе. Я не боюсь ни испытаний, ни усталости», так Юэлян написал в своем заявлении о переводе. Правда, кое о чем писать все-таки не стал: он хотел знать, в каких условиях служил отец, через какие испытания прошел. Юэлян давно сказал себе: «Если отец выдержал, то и я смогу».
Какое-то время они ехали в тишине, а потом Юэлян поинтересовался:
Так почему же ты сам до сих пор не уехал?
А что я? ответил старина Сун. Вот должен был уехать в этом году, да начальство велело остаться еще на годик, помочь новому взводному, так что придется мне и эту зиму здесь с ребятами тосковать
Юэлян отлично знал эти слова. Отец в своих письмах сетовал на то же самое
Солдаты молча уставились за окно на все больше пустеющие горы. Пышная зелень потихоньку пропала: автобус поднялся выше снеговой границы. Попадались только низкие кусты на обочине. За окном все было покрыто, устлано, занесено снегом, мороз сливался с морозом и порождал этот суровый ледяной мир. Ширины дороги едва хватало на одну машину. Еще чуть вверх, и пропали даже кустарники остался лишь безбрежный океан снега.
Уже по тому, как старина Сун произнес «тосковать», было ясно: жизнь тут невеселая. Но Юэлян утешал себя: «Отец в те годы жил в куда худших условиях и как-то перетосковал. Значит, перетоскую и я!»
Снежная застава
Сегодня я прямо-таки сросся с рюкзаком: он стал моей переносной конурой.
Я поселился в рюкзаке солдата и уже с ним оказался в автобусе. Мне было слышно, как они разговаривают и постоянно повторяют слово «застава». Я не знал, что оно означает. Я не понимал, куда меня везут, но держаться рядом с солдатом было надежнее, чем бесцельно скитаться по свету. Мама говорила: «Если что-нибудь случится, не стоит паниковать. Нужно принять это как данность и искать выход». Так что я сперва пойду с ними, а как выпадет возможность вернусь в Ядун и найду маму.
Но автобус поднимался все выше в горы. Вскоре за окнами уже не осталось никаких деревьев, но мы все равно продолжали ехать. Куда? На край света, что ли?
Так продолжалось очень долго. Наконец автобус остановился и я услышал чей-то голос:
Служивые, вам тут выходить! Не обессудьте, ближе подбросить не смогу
Ничего, все в порядке! Выйдем здесь, отозвались солдаты, вышли из автобуса и сказали: Туцзици!
А водитель ответил:
Цзиньчжумами, чжасидэлэ!
«Туцзици» по-тибетски значило «спасибо», а «чжасидэлэ» «всего вам доброго». Я целыми днями слушал, как хозяйка говорила покупателям своих ковров «туцзици» да «чжасидэлэ». Но что такое «цзинь-чжумами»? Этого я не знал.
Послышался грохот: автобус уехал. Я высунулся из рюкзака. Почему все так изменилось? Со всех сторон нас окружали сплошные горы: ни деревца, ни цветочка, ни речки. В морду мне ударил ледяной ветер, он был жесткий, как проволочная щетка, и от его порывов шерсть вставала дыбом. Я невольно задрожал и прищурился.
Зачем солдаты вышли именно здесь? Тут нет никаких домов, голые склоны покрыты лишь крупными валунами и каменной крошкой, из щелей пробивается терновник. Мы же замерзнем до смерти!
Молодой солдат посадил меня на рюкзак и сделал несколько снимков на фоне гор. Затем потыкал пальцем в телефон и набубнил сообщение:
Тут пока еще ловит, выше связи уже не будет! Скину вам пару кадров, а потом уже отнесу щенка на заставу. Наша застава называется Годунла, она вот на этой горе, на высоте четыре с половиной тысячи метров. «Ла» значит «горный перевал», а «Годунла» «гора Годун». Красиво, да? Чжасидэлэ!
Солдат постарше поторопил его:
Братишка Хуан, пойдем скорее!
Молодой солдат продолжал смотреть в телефон. Он дождался, пока сообщение отправится, положил меня в рюкзак, закинул его на спину и пошел наверх.
Значит, того, кто меня несет, зовут братишка Хуан? Хорошее имя!
Солдаты шли молча. Очень скоро у них сбилось дыхание. Конечно, они утомились: мало того, что тащат огромные рюкзаки, так еще и в гору карабкаются. Кроме того, чем больше высота, тем быстрее устаешь от ходьбы. Я хотел попросить его поставить меня на землю, чтобы я шел сам и ему стало полегче, но не знал, как это сделать. У меня все сильнее кружилась голова и не оставалось сил подать голос.
Братишка Хуан тащил меня довольно долго. Вдруг я услышал чей-то крик:
Вернулись! Старина Сун и Юэлян вернулись из города!
Кричал не один человек, кажется, их было несколько. У меня от сердца отлегло: значит, здесь живут люди, а если так непременно найдется, где жить и чем питаться? Голоса приближались, прерываемые тяжелым дыханием. Нас окружили смех и приветливый гомон. Сквозь головокружение мне послышался собачий лай. Да нет, не может быть!
Наконец-то потеплело и перестало трясти. Похоже, этот братишка Хуан принес меня в дом. Я облегченно выдохнул: очень уж хотелось хорошенько поесть, попить и поспать
Нас окружила целая толпа, люди кричали что-то наперебой, как школьники, что сгрудились вокруг учителя перед поездкой всем классом на экскурсию. Кто-то, похоже, даже нетерпеливо стягивал с братишки Хуана рюкзак. Старина Сун распорядился:
А ну-ка успокоились! Дайте хоть глоток воды сделать.
Братишка Хуан перевесил рюкзак со спины себе на грудь и похлопал по нему:
Угадайте, что за сокровище я сегодня принес?
Что же ты мог принести? отозвался кто-то. Книжки, небось? Братишка Хуан гоготнул, открыл рюкзак и вытащил меня наружу.
Я вытаращил глаза: наконец-то можно разглядеть, кто тут находится. Да здесь же одни солдаты! Совсем юные, все в одинаковой форме. При виде меня их лица вытянулись с одним и тем же выражением: «Вот это сюрприз!»
Какой маленький щеночек!
Где ты его достал?
Это что за порода?
Как звать егозу? Сколько ему? Парень или девка?
И только солдат-тибетец ничуть не удивился:
Ой, да это же просто маленький ци, что тут такого? Как будто для нашего взвода впервой.
«Ци» по-тибетски «собака», это я понимал.
Солдаты тискали меня по очереди, передавая из рук в руки. Я с удивлением обнаружил, что от каждого пахло тем, что мне очень нравилось: собаками. Видимо, нам, собакам, они были хорошими друзьями. Отлично, значит, я оказался среди своих.
Это, должно быть, бульдог. Взгляните на его вздернутый нос! пытался угадать кто-то.