– И дышите глубже, вы взволнованы.
– Уж как нибудь управлюсь с волнением… – тут Чижиков снова сбился и окинул Нику оценивающим взглядом. – Погоди… Или погодите…
Котя был в явном затруднении.
– Давайте оставим все как есть, дядя Костя! – Ника была сама кротость. – Я вас называю на «вы», вы меня называете на «ты». Вы мой дядя, а я ваша племянница, притом большая затейница.
– Черт те что! – вырвалось у Чижикова. – Ну просто черт знает что!
Вернулась стюардесса и подала Коте стаканчик с соком. Чижиков поблагодарил ее и, едва та отошла, нагнулся к Нике.
– Так, пересаживайся ко мне и давай объясняться!
– А что случилось, дядя Костя? – захлопала ресницами Ника, но пересела в ряд Чижикова.
– Это просто невозможно! – страшным шепотом вскричал Чижиков, сверля Нику бешеным взглядом. – Ты издеваешься? Издеваешься, да?
– Почему у у? – округлила глаза Ника, и если бы Котя видел ее впервые, он бы точно принял это удивление за совершенно искреннее.
– Ты издеваешься, – обреченно кивнул Чижиков, от души хлебнул сока и плюхнул в стакан по самый край виски. Ему мучительно не хотелось продолжать этот разговор, он не понимал, что и как спрашивать, но и молчать было нельзя: происходящее выходило за рамки обыденности, и с каждой минутой ему делалось все страннее. – Значит, ты разыгрываешь из себя дурочку. Ну что ж, замечательно, давай будем разговаривать как два идиота.
– Зачем, дядя Костя?
– Затем, что, быть может, тогда я смогу наконец хоть что то понять, девочка из будущего, или теперь ты не из будущего? Итак, что мы имеем? Еще вчера ты была мелкой пигалицей в возмутительном платье. Нежданно негаданно явилась ко мне под дверь. Чаю с бергамотом потребовала… Съела мой батон и мою колбасу… Сигарету выбросила… Призрака прогнала… Кота приручила… – Костя перечислял подробности первого визита гостьи из будущего, как будто они помогали ему удерживать разбегающиеся мысли. – А потом заявила, что ты моя спутница! И уже не отставала ни на шаг! Как банный лист приклеилась! А я тебя звал?! И лишь мой природный ум…
Тут Ника хихикнула.
– …и лишь мой природный ум, – с нажимом продолжал Котя, – помог мне от этой незваной спутницы отделаться. И вот я в самолете, я лечу в Пекин, и все хорошо и прекрасно, как вдруг ты снова здесь, и опять все идет кувырком!
Чижиков с законным возмущением поглядел на Нику. Ее наряд и сегодня был вызывающим. Несерьезный жакетик на одной пуговице, короткая юбка, белые коленки, как будто ей совсем не холодно на высоте без малого десять километров! Хм, коленки…
– И, кстати, где? – спросил он.
– Что – где?
– Царапина, спрашиваю, где? Которая вчера была на колене твоем детском? А сегодня вроде как саморассосалась?
– Вроде того, – без тени смущения кивнула Ника.
– О господи… – еле слышно простонал Котя, откидываясь на спинку кресла. – За что мне все это, за что?! Театр абсурда! Ты ведь не выглядишь идиоткой! Да и я совсем недавно был в полном уме и рассудке, пока ты не появилась. А, может, у меня теперь в мозгу нехватка кислорода образовалась, вот мне и кажется всякое? Может, мне мерещится этот разговор двух умалишенных? – Костя щипнул себя за руку и сморщился от боли. – Скажи, зачем ты так настойчиво морочишь мне голову? Ладно, я мог понять игры в дядю, когда тебе было… гм… тринадцать лет. У детей на редкость богатая фантазия, они вечно играют в разные игры и считают, что все кругом тоже должны принимать в этом участие. Но сейчас?! Кстати, сколько тебе сейчас лет?
– Двадцать три.
– Сейчас ей двадцать три! Очень мило! – Чижиков разом выпил содержимое стаканчика, почувствовал необходимость повторить и огляделся в поисках стюардессы.