Уж несколько лет Семён не давал Варе проходу, замуж звал. То вечером приходил в столовую коробки грузить, то рано утром ждал у дороги, чтоб подвезти на работу.
И бабы Варвару замучили: пожалей, говорят, мужика так страдает И на себя посмотри страстно хоть и в столовой работаешь, а не королевна. Ещё лет пяток в молодушках побегаешь, а что потом? Как дальше одной жить? И ребёночка ей родить срок пришел, говорили, взрослая серьезная женщина в самом соку, пора матерью стать.
Да, вздохнула Варя. Семён работящий, хозяйственный и не пьёт. Где лучше него найти? Вон дом какой себе выстроил дворец! Загляденье!
Варя подошла к забору и с уважением посмотрела на высокий, крепко слаженный деревянный сруб. Любая женщина охотно сюда хозяйкой пойдёт.
Все так, подумала Варя. Годы идут. Ребёнка родить хочется от любимого.
Семён обрадовался, увидев на своем пороге смущённую Варю.
Мотоцикл ревел, ветер бил в лицо, закручивая пшеничные косы. Варвара высоко подпрыгивала на ухабах, крепко держалась за ручки, чтобы, не ровен час, из коляски не выпрыгнуть, но встретиться с подругой в назначенном месте все же опоздала.
Как ни уговаривала она Семена вернуться назад, он вызвался проводить любимую до дома. Поставил мотоцикл под ветлой ручей хоть и маленький, но технике через него не перескочить, и по узкой тропинке в траве они поспешили в деревню.
Семён нёс тяжёлую сумку и все удивлялся, чем только Варя вздумала её нагрузить, словно не любимую подругу встречать собиралась, а полк генералов.
А Валентина не стала долго ждать Варвару и направилась в деревню через поле. Побоялась стоять вечером на пустой дороге. Да и озябла солнце скрылось за горизонт, и из рощи пахнуло свежестью.
Варя увидела подругу в окно в доме бабки Дуси. Затопала обрадовано по крыльцу, вбежала в сенцы. За ней следом, пригибаясь, в избу заглянул ее спутник.
В комнате по углам было темно, и только тусклый свет лампы на потолке освещал круг над столом, за которым сидели женщины.
Валечка! Моя ненаглядная! Варя бросилась обниматься.
Валентина подняла голову и строго посмотрела. Протянула руку вперед, останавливая порывистое движение подруги к ней, молча указала кивком головы на лавку. Повинуясь, Варя тихонько села. Семён застыл у порога.
С печки на пол спрыгнула кошка, заурчала, изгибаясь, затёрлась Варе о ноги.
«17 лет я провела в этой пустыне, словно с лютыми зверями борясь со своими помыслами», прочитала Валя в книге.
С чем борясь? не поняла Валентину бабка Дуся.
С помыслами, то есть с желаниями, пояснила подруга. «Когда я начинала вкушать пищу, тотчас приходил помысл о мясе и рыбе, к которым я привыкла в Египте. Хотелось мне вина, потому что я много пила его, когда была в миру. Здесь же, не имея часто простой воды и пищи, я люто страдала от жажды и голода. Терпела я и более сильные бедствия: мной овладевало желание любодейных песен, они будто слышались мне, смущая сердце и слух»
Каких песен? переспросила Дуся.
Любодейных, баб Дусь! То есть плотских, похотливых.
А! понимающе кивнула бабка.
Валя читала Житие Марии Египетской.
На Валентине был тёплый свитер под горло, толстая кофта. Тёмные волосы она собрала в тугой узел и гладко зачёсала наверх. На бледном лице лежала скорбная тень.
Читала подруга монотонно, немного распевно, изредка отрываясь от текста, чтобы перелистнуть страницу или взглянуть на притихших слушателей и тогда Варя видела за очками с большими линзами её блестящие глаза, восхищенные поразительно чистой историей жизни, о которой читала.
Бабка Дуся неторопливо сматывала нитки в клубок. Изредка вскидывая голову в белом платке от колен, внимательно и удивлённо смотрела в лицо гостье.
В дальнем углу под иконами тлела лампадка.
«Я же при появлении окаянных помыслов повергалась на землю и словно видела, что передо мною стоит Сама Пресвятая Поручительница и судит меня»
С последней их встречи Валентина немного осунулась и похудела. Было видно, что подруга много работает и совсем не успевает отдохнуть. Наверное, и перекусывает-то на бегу, подумала Варя, столько в школе забот. Она вдруг почувствовала, что и сама сильно проголодалась. За весь долгий день ей не удалось пообедать в делах и заботах закрутилась И Семена из-за стола выдернула, виновато подумала.
Извиняюсь, затоптался у порога Семён. Темно на дворе, я поеду. Не обессудьте.
Он повернулся к Варваре.
До свиданьица, будьте здоровы, откланялся Валентине и бабке Дусе.
Подруга отвлеклась от чтения и с чистыми глазами из-под очков с интересом взглянула на мужчину. Тоже кивнула ему: «С Богом!»
Варя вышла из дома проводить друга.
Спасибо, Сёма, что подвёз меня. Может, поужинать пойдем, я щи сварила сказала нерешительно.
Да где там! махнул он рукой. Не буду мешать вам И поздно.
Немного сутулясь, Семен направился по тропинке к ручью. Сделал несколько шагов, но тут же вернулся к крыльцу, будто вспомнив о чем-то. Сказал, немного стесняясь, не глядя Варе в лицо:
Ты это Варвара. Ты подумай
Он быстро поспешил обратно, почти побежал от нее. Вскоре походка его успокоилась, шаги стали тише.
Варя долго смотрела вслед удаляющейся фигуре до тех пор, пока силуэт Семена не превратился в маленькую точку, а потом и вовсе растаял в вечерних сумерках.
Она вдруг ощутила ком в горле, ей до слез стало жаль печального друга. Улыбнись, протяни руку и не будет счастливее его на свете человека. Получается, одной Варваре это было по силам. Она неожиданно рассердилась на себя: не следовало ей обращаться к Семёну за помощью; лучше бы ночной, вахтенный автобус дождалась зря спешила, все равно занята Валентина.
Она вернулась в избу бабки Дуси.
Наконец, подруга встала из-за стола, шагнула навстречу. Они обнялись.
В небольшом домике неподалеку от бабки Дуси Варя жила одиноко. Её родители коротали век вместе со старшим сыном, помогали по хозяйству и нянчились с внуками, она изредка навещала родных в соседней деревне.
Здесь Аринка живёт, показала она Вале на покосившийся сруб, когда шли к дому. У ворот в сумерках играли ребятишки. Завтра наведайся к ней, побудь, поговори. Нынче уж поздно.
Как она поживает? спросила Валя.
Мается Аринка со своим алкоголиком. Смотри, детей сколько, кивнула Варя на громкоголосую ребятню, мал мала меньше А муж не только зверски пьёт, им ещё как ты в книжке читала? «Овладевает желание любодейных песен».
Валя усмехнулась:
А Аринка что же?
Прощает.
Прощает?
Жалеет мужика, вон детей сколько. Отец он им, родня.
Да какой он отец! в сердцах воскликнула Валя, и Варя увидела, как гневно сверкнули её глаза.
Да что уж теперь говорить. Муж, не чужой. Вот и мается Аринка. Мучается и терпит.
Эх, Ра-ассея! Из груди Валентины вырвался надрывный стон.
В палисаднике у домика пышно расцветала сирень. Нежный дух летел по воздуху. Проходя мимо кустов, Варя пригнула ветку и ткнулась лицом в душистые соцветья, втянула в себя благоуханье.
Сейчас окно в доме распахну, в комнату аромат впущу, чтобы сладко спалось, сказала.
Хорошо у тебя, привольно Валя остановилась у крыльца, тоже полной грудью вдохнула.
Валентина пошла с дороги умываться, а Варя, ополоснув руки, кинулась накрывать стол. Заглянула в печку. Хорошо протопленная с утра, она еще хранила тепло. И щи в печи не остыли.
Варвара приноровилась готовить еду на углях, на живом огне. Вредничала, избаловалась: и блины на электрике ей были не те, и каша казалась невкусной, а уж про щи или солянку и говорить не приходилось.
Крепкое, ладное тело Вари бесшумно двигалось по комнате и казалось невесомым. Она наклонялась, поворачивалась, неслышно ступала по хлипким половицам, которые от девичьих шагов тихонечко пели. Изогнувшись, потянулась в печку отворить заслонку и зацепила ухватом с длинной ручкой закопчённый чугунок. Ловко вытянула его наружу, не боясь обжечься.