Взяв Ирочку, он перенёс её на застеленную кровать и спросил жену:
Что он сказал?
Чтоб взяли инвалидное кресло в коридоре.
Из нескольких подушек женщина устроила для Ирочки гнёздышко, чтобы она полусидела, и её голова лежала покойно.
Вошли ещё два парня. Один был тонкий, черноволосый, ещё юноша; другой, постарше, коренастый, сероглазый, светло-русый.
Ну что, Ирочка? спросил младший, подошёл к девочке и взял её руку.
Ирочка скользнула по нему взглядом, и в зелёных глазах её, снова что-то вспыхнуло и закружилось.
Отойди, Андрей, не беспокой её. Видишь, устал ребёнок, может заснёт. А вы как устроились?
Устроились! Привезла ты нас! сказал старший. В спортивном зале живём! Там кроме нас пятьсот человек! Нары кругом, как в концлагере.
Помолчи! Ты ещё не видел концлагеря, откуда тебе знать? И вообще, ведите себя потише не дома. Здесь полиция знаете какая! Не станут с вами церемониться.
Мам, ну ты На пиво хоть дай. Здесь город рядом. Сходим в магазин.
Я вам дам пиво! Отец, скажи ему!
Да Ты, Генка, не того! Не больно! послушно сказал отец.
А что не того! В Германию приехали и не попробовать пива!
Успеете ещё попробовать! Не в первый же день! И давайте, идите отсюда Ирочка, может, уснёт.
Парни потихоньку убрались из комнаты, но Ирочке заснуть не дали: пришёл рыжий врач или медбрат, спросил, в чём нуждается Ирочка. Мать торопливо выложила перед ним лекарства, которые рыжему, как показалось Володьке, были незнакомы. Он сгрёб их в пакет, чтобы заказать немецкие аналоги, и собрался уходить.
Герр медицинер, герр медицинер! остановил его отец. Это Как сказать? Валентина! А памперсы-то ты забыла!
Да, да, герр доктор, вир браухен памперсен.
Медбрат понял и ушёл.
Эх ты! Медицинер!
А как надо?
Слово доктор забыл?
Так это по-русски.
Доктор и по-русски, и по-немецки одинаково.
Мам! Ну дай ты нам на пиво! сказал, вернувшись, Генка.
Идите вы к чёрту! взорвалась женщина.
Кляйны не стали ждать развязки семейной разборки, и потихоньку убрались из комнаты.
Кажется, будет весело, предположил Володька.
Да уж! ответила Алиса.
У девочки гидроцефалия? Она отчего случается?
Чаще всего она врождённая, но бывает и приобретённая. Причины самые разные: травмы головы, опухоли, даже паразиты всё что нарушает отток ликвора. Страшная болезнь.
Лечится?
Такие болезни как пожар: потушить можно, а восстановить сгоревшее нельзя.
Алиса долго возила брата по дорожкам. Они куда-то свернули и очутились на площадке, с трёх сторон окружённой деревьями. Это были дубы и клёны с пурпурно-красными, бледно-красными, бурыми листьями. Листопад только начался, и вся эта красота ещё крепко держалась на ветвях. Где такое увидишь в Сибири! А формы каждый лист произведение искусства! Посреди площадки из досок были устроены загородки-кузова, доверху заполненные опавшей листвой. Так вот куда её свозят! Запах перепревающих листьев был изумительный.
Лепота! сказал Владимир, полной грудью вдыхая пряный осенний воздух.
Долго гуляли они, нарезая круги по красивой поляне. Потом выехали к северной границе лагеря. Солнце уже заходило, похолодало, небо над ними густо засинело, и беззвучно вспыхивали в десятикилометровой вышине проблесковые маячки самолёта. И также, как в первый день, ярко зажглись над бледным закатом две незнакомые им звезды.
За сетчатым забором, в ста метрах от лагеря строили дом. Стены и крыша уже были готовы. Двое мужчин, замесив раствор, в строительных носилках носили его в дом. По двору бегали две сторожевые овчарки, отпущенные с привязей по случаю приезда хозяев.
Пятница, сказал Володька, рабочий день закончился рано, приехали поработать. Завтра, наверное, будут работать весь день.
Хороший домик, сказала Алиса.
Не ахти какой. Одноэтажный, обыкновенный сельский домик.
Высокая крыша, жилой чердак. Если бы у нас был такой, разве б мы с тобой сюда приехали!
После ужина продолжили гулять. Раздались резкие удары, будто в рельс колотили это сзывали верующих на вечернюю молитву. Церковь здесь в доме номер девять.
Наступила ранняя осенняя ночь, зажглись фонари, и ели у шлагбаума стали похожи на огромных филинов с горящими глазами.
На одной из улиц увидели длинное здание. Здесь гуляло особенно много народа. В ярко освещённых окнах были видны бесконечные ряды двухъярусных кроватей. Володька догадался, что это и есть спортзал, в котором разместили сыновей Шпехта.
Домой они вернулись в девять часов. В комнате была только мать с Ирой. Познакомились. Женщину звали Валентиной.
Это у вас от рождения, спросила Алиса.
Нет, до годика она была нормальным ребёнком, начала ходить. Повторяла отдельные слова. Мы так радовались: первая девочка после двух пацанов! А мы с мужем так хотели дочку! Но однажды она полезла на стул Все были дома, сидели вокруг неё. Стул опрокинулся, и она затылком ударилась об угол печки После этого и начала расти головка Пока спохватились. Пока собрались. Поехали во Фрунзе, в Бишкек, то есть. Сказали, что поздно.
Ирочка в это время вскрикнула. И снова показалось, что зрачки её словно плавают в глазницах.
Ты пить хочешь, моя сладенькая? На попей, попей доченька моя! Валентина вставила ей в рот бутылочку с соской. Сейчас ей одиннадцать лет. Не говорит, только кричит. Ручки и ножки контрактурами свело. Может здесь ей помогут. Говорят, можно сделать операцию.
Вы из Киргизии? спросила Алиса.
Да, мы жили в совхозе. Далеко от Фрунзе. Поближе бы, может и Да, видно, что Богом назначено, то и будет.
У вас здесь родственники?
Мама, два брата. Они давно здесь.
Вернулся муж Валентины.
Ну что ты? Не утерпел?
Да что же! Я совсем немного.
А парни?
Андрей ничего, а Генка муж махнул рукой.
Маринку не видел.
Играет на улице с ребятишками.
Ну так приведи её. Время-то уже
Муж вздохнул и вышел.
Он кем работал в Киргизии? спросила Алиса.
Николай-то? Тракторист вечный. Генка, наш старший, комбайнёр. В этом году ещё молотил. Он наша беда пьёт Муж тоже любит, но может остановиться. Ответственность какая-то есть. А он Боюсь, и Андрей по его дорожке пойдёт.
Пришла Маринка:
Ну мам! Мы так хорошо играли!
Умываться и в постель!
Первый день с новыми соседями кончился.
Потянулись долгие дни. Первого ноября начались дожди. Странен осенний дождь в Германии: он не хлещет струями, не падает с неба дождинками; он оседает на лице, одежде, на ветках и листьях деревьев. Вроде и нет его, а кругом всё мокро.
Но Кляйны всё равно ходили гулять. Сырость придавала воздуху особую резкость, острее чувствовались запахи опавших листьев. Часа три ходили в поисках вчерашних красных дубов и клёнов. Не могли вспомнить, где свернули с дороги. Зато в самом дальнем углу лагеря увидели огромную кедровую сосну. Высоко, высоко вознесла она в небо хвойные ветки. От этих высоченных деревьев и небо казалось высоким.
Такая маленькая территория, а вот тебе и дубы, и клёны, и берёзы, и кедр, и барбарис, и какие-то кустарники.
Вернувшись в третий дом, встретили в коридоре старшего хаусмайстера, который чаёвничал на сон грядущий с уборщицей (оказывается, это его жена). Володька спросил, специально ли для эмигрантов построен этот лагерь.
Нет, раньше это был военный городок голландского контингента войск НАТО. Разве вы не видели ангары, где стояла их техника.
Нет, туда мы ещё не добрались.
Наконец, пятое число. Сегодня у брата с сестрой тест. Термѝн на одиннадцать часов тридцать минут, в доме номер двадцать четыре.
Пришли заранее, но, конечно, раньше срока их не вызвали. В кабинете сидел довольно молодой чиновник с яйцеобразной лысой головой. Он профессионально улыбался, то есть холодно и очень любезно.
Завязав с Кляйнами какой-то разговор, он убедился, что они его понимают, и отвечают по делу на достаточно правильном немецком языке.