Вы в своей анкете написали, что в Баварии живёт ваша тётя, и
Четыре двоюродных брата, подсказал Володька.
Да. Только запомните: у нас нет двоюродных братьев и сестёр, у нас есть кузены и кузины. Вы выразили желание получить место жительства рядом с ними в Фюрстенфельдбрюке. Вы знаете, чем известен этот городок?
Конечно. Там произошла трагедия с израильскими спортсменами во время Мюнхенской олимпиады. Но мы хотим туда не из-за этого. Там живёт единственный близкий нам в Германии человек наша тётя.
И сколько же лет вашей тёте?
Семьдесят.
Во-первых, тётя в Германии не считается близким родственником, во-вторых, не стыдно ли вам ждать помощи от тёти, которой семьдесят лет?
Мы не ждём помощи, мы хотим
Понятно, чего вы хотите. Так вот что я вам могу сказать. Четвёртый параграф вы получите, тут сомнений нет, а к тёте мы вас не отправим.
А куда?
Это мы решим позже. Следующий термѝн у вас девятнадцатого ноября в четырнадцать часов. Тогда вы получите окончательное решение, в какую землю вас направят.
Что же так долго!? Что мы будем делать целых две недели!? Владимир прекрасно знал, что напрасно выражает недовольство. Но вырвалось.
Они в этом лагере неделю, которая кажется уже вечностью. И вот ещё две недели до решения куда их отправят!
Вышли подавленные.
Чую я, фрау Линдер тешится моя, сказала Алиса.
Ты думаешь?
Подозреваю. Здесь люди живут по пять, максимум десять дней, а мы три недели! Что мы ей не понравились, это однозначно. Хотя подозрение не есть уверенность.
Пойдём уж пообедаем заодно.
Вахтенный Цербер ругала женщину, прошедшую, якобы не погасив талончика. Видно от природы бранчливая старушка.
После обеда пошли домой.
Ты идиот! услышали они, подходя к своей двери. Давай сюда эту гадость! Ты сядешь! Ты надолго сядешь! кричала Валентина. Мало ты мне нервов дома помотал!
Тихо! Эти идут! видимо Николай услышал цоканье Алисиных каблучков.
Шпехты были в сборе.
Ну так вот, сказала Валентина, мгновенно переменив тон, в субботу приедет мама.
Одна? также, как ни в чём не бывало, осведомился Генка.
Ещё дядя Антон и тётя Элла с Рудиком и Любой, дядя Егор и тётя Фрида с детьми, не знаю только с Кларой или Костиком.
Алиса легла на кровать и стала читать Пушкина. Володька, сидя в Rollstuhl, смотрел в окно. Вдоль забора тянулись вереницы лагерных жителей: налево порожняком, обратно с оттягивающими руки пакетами. Рядом с лагерем был расположен небольшой городок, в магазинах которого переселенцы спешили оставить деньги, заработанные в России, Казахстане, Киргизии. Из окна была видна окраина городка. Когда окно бывало открыто для проветривания, оттуда доносились петушиные крики. А на лугу перед крайним домом обыкновенно пасся жеребёнок и белый пони. Домик был похож на Володькин дом в Сибири, только он на одного хозяина, а не на два. На крыше матово белела круглая чаша телевизионной антенны.
В субботу, восьмого ноября, с утра было солнечно. Алиса нашла-таки поляну, окружённую красными дубами и клёнами, теперь уже они не забудут дорогу к ней. Там появился новый кузов для листьев. Другие уже были затянуты плёнкой. Погуляли. Потом в первый раз отважились выйти за ворота лагеря. Обогнув ограду, оказались у мостика через неглубокий ров, на той стороне которого, стояла табличка: «Город Х. Основан в 1150 году». Всего на три года моложе Москвы!
В город вела дорожка, выложенная маленькими чистыми брусочками песочного цвета: словно не в город, а в дом входишь.
Хочется даже обувь снять, сказала Алиса.
По брусчатой дорожке вошли на улицу. Был выходной, городок словно вымер. Пользуясь может последними погожими осенними днями, жители куда-то уехали: кто на природу, кто в гости, да Бог знает куда: нет никого. Стоят открытые гаражи люди уверены, что никто не зайдёт, ничего не возьмёт. Алиса с Володькой уже слышали об этом, а теперь сами видят. Дома хорошие, большей частью одноэтажные. Во дворах цветы, всякие декоративные кустарники наверное, красиво, когда они цветут весной. В некоторых окнах видны лебеди, слоники, всё то, что считалось когда-то на их Родине мещанством и безвкусием. У одного хозяина вместо обычных цветочных клумб Кляйны увидели капустную грядку. Круглые белые кочаны с футбольный мяч смотрелись тоже неплохо.
Хороший городок. Всё продумано: посередине улицы проезжая часть, по бокам тротуары: полоса коричневого цвета для велосипедистов, белая для пешеходов. Вступили было на коричневую полосу: сзади «дзинь, дзинь» велосипедист: долой с моей дорожки. Ба! Да это старушка из столовой рассекает на работу спешит, чтоб не дай бог прожорливые русаки не утаили от погашения съеденную трапезу и не съели её ещё раз.
Вот и площадь с магазинами, русских тянет сюда как магнитом: вот уже идут с покупками. Такое впечатление, что сегодня в городке одни эмигранты.
Можно бы и Кляйнам в магазин заехать: пандус есть, но зачем им ничего не нужно. Повернули домой.
На входе в лагерную калитку обнаружилось, что пробили колесо на рольштуле. Наверное, острый камешек попался. Что делать?
Попадёт нам! испугалась Алиса. И как теперь гулять?
Шпехты ждали гостей. Если ещё не приехали, можно посидеть до обеда в комнате. Гостей не было. Дома только Валентина с Ирочкой.
Очень хорошо! Володька открыл том Пушкина:
«Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись,
В день уныния смирись,
День веселья, верь, настанет!
Сердце будущим живёт,
Настоящее уныло.
Всё мгновенно, всё пройдёт,
Что пройдёт, то будет мило».
Неужели когда-нибудь сегодняшние дни будут ему милы?
Мои опять пиво глушат, пожаловалась Алисе Валентина. Как бы того Чего похлеще не отчебучили. В Киргизии Генку то и дело приходилось отмазывать. То подерётся, то Вы случайно, не слышали вчера?
Случайно слышали, но никому не скажем.
Там начал баловаться. Он работящий, но попадёт шлея под хвост дурак дураком. Не придумаю, что с ним делать. Мы из-за него чуть не погибли там На Родине
А как?
Избил одного блатного, и родственники пришли нас сжигать.
Ничего себе! И что?
Соседка защитила. Встала перед ними: «Кого хотите жечь! Девочку инвалида? Меня? Я же с ними сгорю! Наши дома рядом!» Генку искали, но не нашли. Успел уехать. У нас уже от мамы был вызов, документы готовы. А местные кричали: «Не покупайте у них дом! Уедут нам всё бесплатно достанется!» Но всё же я продала! За копейки! Уехали ночью, тайно, в страхе. Генка к нам уже в аэропорту присоединился.
Пришёл Николай.
Вы совесть-то поимейте! Сейчас мама приедет, а вы пьяные.
Да мы ничего, разве мы пьяные. От банки пива какие пьяные?
Пришёл Андрей. Подсел к Ирочке. Видно, что он её любит. Взял за ручку. Ирочка издала какой-то звук.
Мам, давай я с ней погуляю.
Потом, сейчас бабушка твоя приедет. Посиди, или сходи Генку позови, да Маринку загони, хватит ей бегать.
Генка бухой, он не пойдёт!
Горе вы моё! Ни помощи от вас, ни благодарности!
А чего тебя благодарить? Я и дома неплохо торчал.
Да уж! Так хорошо, что чуть не прибили вас, а заодно и нас.
На улице похолодало. Набежали тучи. Пошёл дождь. С обеда пришлось ехать домой. Гулять на спущенном колесе нельзя можно пожевать камеру и погнуть обод. Но гостей Шпехтов ещё нет. Валентина нервничала:
Давно пора им приехать.
Ничего, приедут. Дороги хорошие, встречных на автобанах не бывает, сказал Николай.
Он тоже пришёл из столовой:
Иди пообедай, а я с Ирой посижу.
Володька лёг читать и заснул. Проснулся в три часа.
Что же могло случиться? Валентина, не находя себе места, ходила, заламывая руки. Коля, посиди ещё с Ирочкой, я пойду позвоню.
Валентина вернулась нескоро:
Что-то случилось. Никому не могу дозвониться.
Вышли куда-нибудь, равнодушно сказал Николай. Не переживай. Приедут.
Коля, сказала Валентина ещё через час, сил нет ждать. Пойду ещё звонить. Или Клара или Костя ведь должны быть дома.