И уж новый-то король первым делом откажется подчиниться императору, потому стража императора бережет Метриена со всем тщанием.
В столице не осталось толковых полководцев. После того, как маршал ок-Икерн обезумел, а сэр Валент Гранлотский покинул службу, у императора не стало военачальника, который был бы достаточно способным и притом обладал бы должным авторитетом. Отважных воинов и родовитых сеньоров на имперской службе сыщется немало, но хороших стратегов среди них нет... Возможно, среди молодежи, окружающей ныне престол, и прячется будущий герой... однако пока таковой себя ничем не проявил. Юным сподвижникам императора недостает славы и популярности, каковые можно заработать многими годами подвигов на ристалищах и полях сражений.
Безвестному дворянину ветераны турниров и баталий не станут подчиняться должным образом.
И вот - Алекиан лежит в жарко натопленной спальне, хрипит, мечется под периной, которой укутали больного по настоянию заботливой Санеланы... но не приходит в чувство. Именно сейчас, когда империя, окруженная врагами и изменниками, похожа на осажденную крепость... и крепость нуждается в коменданте.
*** Императрицу Санелану, задремавшую у ложа недужного супруга, разбудил осторожный стук. Накануне Алекиана напичкали снадобьями. Новый лекарь, доставленный с севера, уверял, что его микстуры состряпаны по тайным рецептам, которые удалось выкрасть у эльфийских целителей и сулил чудесное выздоровление его величества... поначалу Санелане показалось, что этот знахарь окажется прав - щеки мужа порозовели, дыхание стало ровнее... она даже молвила что-то милостивое лекарю. Гиптис Изумруд, вечно хмурый и настороженный, и тот не сказал ни единого плохого слова. Северянин, грубый мужлан в вонючем балахоне из оленьих шкур, перевитом заскорузлыми ремешками, со слезой в голосе принялся клянчить обещанную награду, мол, его величество вот-вот воспрянет.
Санелана велела увести знахаря, который раздражал неуместным кудахтаньем, и накормить. Она напрасно ждала едва ли не до рассвета... напрасно. Император в самом деле выглядел получше, но в себя так и не пришел. Снадобья укрепили тело больного, но не смогли пробудить душу, блуждающую в потемках. Измученная Санелана отослал прислугу и прикорнула в кресле под теплой шалью. Ей показалось, что проспала она всего ничего, но когда стук заставил раскрыть глаза, зимнее холодное солнце уже вовсю светило в щель между тяжелыми багровыми шторами. Шторы она выбирала сама, присмотрела нарочно богатые, шитые золотом - чтобы не так бросалось в глаза, что в рамах не дорогое "гномье стекло", а обычное, толстое и мутное. Но сегодня солнечные лучи легко проникали сквозь мутные окна. Хорошая погода.
Снова постучали - негромко, но настойчиво. Ее величество заерзала в кресле, выпутываясь из шали, откашлялась и хрипловато молвила:
- Да... позволяем войти.
Дверь распахнулась, в проем вступил архиепископ. Держался прелат самоуверенно, хотя и старательно изображал смирение. Санелана давно заметила, что Мунт, пусть и пообтесавшийся за время церковной карьеры, в душе остается все тем же грубым низкородным провинциалом, он так и не научился притворяться, как следует.
Глава Церкви вступил в императорскую опочивальню и сдвинулся в сторону, из-за его спины показался другой клирик, в простой одежке из грубой ткани. Смирение этого не было притворным, священник низкого ранга в самом деле робел в богатых палатах.
- Ваше императорское величество, - объявил архиепископ, - отец Когер, знаменитый проповедник, доставлен по моему настоянию в столицу, и я немедленно велел ему явиться к ложу страждущего монарха. Полагаю, их следует оставить наедине, дабы сей клирик помолился в тишине об исцелении его императорского величества. Я не раз был свидетелем чудесам, свершенным молитвой святого мужа.
- Прошу прощения...
- робко вставил Когер, - я никоим образом не могу поручиться, что слова его высокопреосвященства.