Я не могу ее тиранить, говорил он сам себе, она не должна из-за меня переживать и ломать свою жизнь.
Но на страницах его тетрадей появлялись ее портреты несколько штрихов, которые он легко бросал на белый лист, и она уже взирала на него ласково и нежно, и на душе становилось немного теплее и легче жить.
Она уходила, растворялась где-то и появлялась вновь. Он совсем не хотел расставаться со своей Галатеей и чувствовал себя творцом, влюбленным в собственное творение. С тем, что было создано им самим, он легко справлялся, это совсем не то, что живые люди, с ними столько неприятностей и мороки бывает.
Здесь, в Петербурге, они ездили к актрисам и девицам, с которыми так легко знакомился Монго, но Мишель оставался нелюдим и угрюм, и шутки его были часто резкими и грубыми. Он боялся только того, что тот его оставит в одиночестве, потому что ему давно надоело улаживать скандалы, извиняться за спутника, тот сам не собирался этого делать, хотя и мог бы.
Она ждала его и страдала. Она спрашивала себя, как может он быть так равнодушен и спокоен, но ведь сердце не могло ее обмануть, она помнила, как нежен, заботлив и внимателен был рядом с ней этот грубоватый юноша, отчего же все так переменилось вдруг. Почему он даже привета ей не передает.
И все-таки она не могла смириться, продолжала ждать и надеяться. Пока отец не заговорил о замужестве. Он видел, что она печальна, но не подозревал о ее чувствах. Да и ей нечего ему было сказать. Тот, кто мелькнул и исчез без следа, о чем же могла она говорить. Отец даже не помнил, как он выглядел, только пара резких фраз. Он так юн, с чего она взяла, что он собрался жениться, даже если она ему и нравится?
Нет, чем больше думала она обо всем, тем больше понимала, что это была забава, легкое увлечение, и ей просто нечего ждать, не на что надеяться.
Она согласилась с отцом, и решила выйти замуж за человека, которого и видела-то только пару раз, но какая разница. Ей просто хотелось освободиться от уз семьи и стать замужней дамой, обрести дом и семью. Она не могла и не хотела больше оставаться в одиночестве и унынии, и самое главное она никому ничего не была должна. И в те же дни до нее долетел слух о его новом романе. Это и стало для Вареньки последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.
Он страдал, когда встретил эту деву с печальными без зрачков темными глазами, ему хотелось услышать от нее признание. Это был детский каприз, шалость, но просто слова о любви прекрасной девы могли перевернуть его мир, все изменить в нем., и она то ли подчинилась ему, то ли затеяла странную игру, из которой не было никакого исхода, только однажды он услышал (какая дерзость) от воспитанной, чопорной Екатерины слова любви. И не обрадовался даже. Он подумал о том, что никогда не смог бы добиться их от другой, от той, которая была так прекрасна и желанна, и так далека в этим минуты, было отчего прийти в ярость. Она ничего не понимала. Она рассердилась, взбесилась, старалась как-то отомстить вероломному поэту, но он просто уходил от нее. Говорил о холоде и пустоте, которые их окружают, ему и на самом деле не было до нее никакого дела. Но он не мог знать о том, что зло наказуемо, и слухи о его дерзости дошли до той, к которой он стремился всей своей истерзанной душой. И все пришло к нему назад он узнал о помолвке. Это было для него ударом грома среди ясного неба. Даже слушать о том, что она станет женой другого, он не мог.
Его предал отец, когда оставил, предала мать, когда умерла, его тиранила бабушка, и с этим как-то можно было смириться, но, чтобы Варенька, та о которой он думал и мечтал все это время, чтобы она ушла так просто в объятия другого, этого не могло быть. Конечно, он не собирался жениться на ней, на мадоннах не женятся, но она должна была быть с ним, она должна ждать его возвращения и не думать о других.
Никто из близких не мог понять, отчего он стал еще злее и угрюмее, хотя куда уж больше. Все завершилось, еще не успев начаться, никого и ничего не было в его жизни. А он был уверен, что сможет ее забыть, какая наивность, какая глупость. Он даже и не думал о том, что они почти не общались, что она ему ничего не обещала, а он ей, что они просто несколько раз встречались и сказали друг другу только несколько слов. О чем она должна была думать, чего ждать.
В те минуты во сне увидел он своего Демона, более страшного создания, рыдавшего от ярости и не представить себе. И он витал над ним чернее тучи, и готов был погубить любую девицу на своем пути. Но там стояла она, в монашеском одеянии, такая кроткая и прекрасная. И она должна была умереть от его руки, потому что ему больше некого было любить.
Тогда он и задумался впервые о своей поэме с героем, который будет мстить всему миру. Измена вот что она дарила ему безжалостно. Он избегал встречи, когда она через год приехала с мужем и маленькой дочерью в столицу, но Монго передал ей рукопись «Демона», с ее портретами и посвящением ей. Он не стал говорить Мишелю о том, как сжимала она бессильно листы, как отрешенно на него смотрела, но так ничего и не спросила. Да и о чем было говорить, когда все решено. Нельзя, невозможно возвращаться в собственное прошлое.
Он бросил бы меня, как Екатерину, если бы узнал, что я люблю его, угнетает только то, что мне удалось ускользнуть, но он никогда не узнает о главном, ему не суждено будет этого узнать, успокаивала она себя и страшно страдала, представляя себе, как он одинок и несчастен. Это казалось ей в те минуты невыносимым. Она узнала, что он отправился на Кавказ, и боялась того, что там они могут встретиться снова, это казалось невыносимым для нее.
Он стрелялся с Барантом, услышала она и понимала, что ничего больше не осталось у Мишеля.
Она передала одной из знакомых его рисунки и стихи, зная, что не сможет сохранить их. Муж ее узнал то, о чем сама она только догадывалась, и не собирался терпеть такого.
Алексей видел, что он ищет ссоры и смерти, и не мог его оставить, и уговорить остановиться никак не мог. Ему показалось, что Мартынов был похож на Дантеса, какая чушь, и потому он снова оставался в своем стиле. Никакие уговоры и убеждения не имели действия. Тогда он напомнил ему о ярости царя в прошлый раз. Тот только презрительно усмехнулся, и вероятно и его бы вызвал на дуэль. Кого угодно утомит такая дерзость.
Успокойся, Мишель, она замужем, она никогда не будет твоей, говорил он, чтобы хоть как-то остудить его пыл, но отказаться быть секундантом, бросить его совсем одного он тоже не мог. Тот, кто казался сам себе Демоном, в сущности, был одинок и беззащитен, он должен видеть, что там происходит и приложить последние усилия, может у него что-то и получится, хотя он не особо на это наделся. Потом он старался не вспоминать рокового дня и твердо решил, что сразу уедет за границу, он не собирался встречаться со своей тетей, потому что мог себе представить, что обрушит на его голову Елизавета Алексеевна, обезумев от горя. Ему не хотелось объясняться с императором, потому что один раз это случайность, а два закономерность, если урок не пошел ему впрок. Он был очень молод, из-за мертвого Мишеля не собирался ломать собственную жизнь, она была ему особенно дорога теперь, когда он смотрел на мертвое тело того, кому и тридцати не исполнилось, и видел, как легко и просто ее потерять. Но в чем бы они его не обвиняли, он не собирался оправдываться. Это надо забыть, как дурной сон. Он знал, что никогда больше не вернется на Кавказ. И с Варенькой они встретились только через несколько лет, в Париже, и он рассказал ей о том, что произошло тогда. И ничего не смогла она ему ответить, нежность и печаль вот что всегда жило в ее душе. Может быть потому тот, кто жаждал страстей и бури и устранился от нее в свое время, а потом не смог себе этого никак простить