Глава 2. Элизиум
Дэйзи Крим, утонченная дива, словно сошедшая с кинолент середины века, скользила среди сородичей, раздавая улыбки и приглашения на премьеру. Ей отвечали восхищением и комплиментами, за которыми стояло холодное снисхождение. Ей отвечали ровно в той степени приветливо, чтобы по поводу фальшивости улыбок не возникало вопросов. Впрочем, Адалин не была уверена, что ее «прима» в курсе этого. Дэйзи Крим была красоткой, неплохой актрисой и шикарной певицей, но в остальных ее качествах Адалин сильно сомневалась.
Сегодняшний Элизиум собрание немертвых проходил в большом музейном зале, закрытом на реставрацию. По слухам, кто-то собирался здорово нажиться, заменяя экспонаты подделками и продавая оригиналы. Впрочем, Адалин это мало волновало.
Она нашла взглядом Саймона скрестив руки на груди, тот стоял символически близко к дверям и болтал с соклановцами. Адалин неоднократно просила его отправиться на этот их рейв или гвалт и рассказать о постановке там, но Саймон лишь закатывал глаза.
Я вообще не считаю, что нам стоит показываться Элизиуму, повторял он всякий раз не слишком убежденно.
Я достаточно писала в ящик, сухо отзывалась Адалин. Нам нужен зритель зритель, достойный нашей работы. Тот, кто поймет. И разве ты сам не хочешь засветиться?
Саймон пожимал плечами.
Что ж, может, и к лучшему, что он не стал звать этот сброд. Не каждый бессмертный поймет ее трехмерную аллегоричную автобиографию пробужденной Офелии.
Сидя в самом темном и неприметном уголке зала, Адалин с трудом подавляла желание раствориться в невидимости. Стоило кому-то узнать, что она автор постановки, как ее выискивали взглядом, и Адалин буквально передергивало от этого внимания. Отправить Дэйзи в местный серпентарий, Саймона в бойцовский клуб дикарей, а самой оставаться в стороне вот было бы идеальное решение. Но оба сородича-актера посмеялись и притащили ее сюда. Что за бесполезная идея.
Абстрагируясь от окружения, Адалин достала блокнот и попыталась вникнуть в свои последние записи. Знакомый голос отвлек ее почти тут же. Саймон опустился на диван рядом с ней, глядя с легким вызовом.
Ты решила совсем отсидеться, да?
Как всегда, Адалин не могла определить, насколько он контролирует себя. Он был бы настоящим сокровищем для ее драмы сочная игра, броская внешность и обязательность, так несвойственная творческим профессиям. Если бы не приступы бешенства. Три месяца назад он умудрился разнести в щепки их рабочее помещение, так что премьеру пришлось отложить на начало июля, когда ночи еще совсем короткие. И это не говоря уж о финансовых затратах. Впрочем, может, как раз внутренний огонь так разжигал его игру.
Тебя здесь явно больше послушают, безразлично откликнулась Адалин.
Саймон закатил глаза и начал что-то отвечать, но вдруг рассредоточенный взгляд Адалин уловил в толпе болезненно знакомую фигуру, и она невольно подалась вперед. Невысокая женщина с рыжими косами и запавшими глазами виднелась в хаосе кровососов. Перекинувшись парой слов с беспечной Дэйзи, она бросила резкий взгляд в сторону Адалин, развернулась и направилась к выходу.
Прости, Адалин оборвала Саймона, вскакивая на ноги. Оставив приятеля в недоумении, она припустила вслед за сиром.
Вы?.. Вы придете на премьеру?.. выдохнула она, нагнав Сару Хельтон в холле первого этажа и довольно неучтиво схватив за локоть.
Вокруг сновали работники музея, незначительные и чужие, их голоса напоминали жужжание улья. Сара смотрела мимо Адалин на них обращала больше внимания на смертных, чем на собственное дитя. Адалин неловко отпустила ее руку и наконец удостоилась холодного взгляда.
Смысл мне приходить, Адалин? Вот смысл?
Но
Я прекрасно знаю пределы твоего воображения.
Адалин невольно поджала губы.
Восемнадцать лет назад эта женщина буквально фонтанировала обожанием по поводу ее неопубликованных романов и сценариев. «Я понимаю тебя, говорила она. Я понимаю, что ты хочешь сказать этим. Я чувствую так же, как ты».
Так что, черт возьми, изменилось? Почему в последние годы понимание и дружба сменились этим холодным презрением, которое Сара к тому же не стесняется проявлять перед всем сообществом? Что за радость показывать всем и каждому, что твое дитя бездарное ничтожество