Комиссар кивнул:
Ваши обстоятельства нам, разумеется, известны. Однако интересующая нас область исследований относится не к узкому аспекту прошлого, как ваши аккадские штудии касательно «Эпоса о Гильгамеше», а к широкой, я бы сказал, покуда вполне конкретной эпохе минувшего. Речь о той зоне, где жизнь стоит на пороге прошлого. И ваша задача, господин доктор Линдхоф, запротоколировать определенные процессы и явления, прежде чем они канут в забвение.
Благоговейно слушая, Роберт слегка наклонился вперед.
Стало быть, сказал он, меня ожидает здесь пост хранителя.
Нет большей ценности, продолжал Комиссар ровным сухим тоном, словно читая доклад, нежели человеческая память. Жизнь индивида коротка и зачастую предоставляет недостаточно пространства развитию его судьбы. Многое у людей остается непрожитым, не находит выражения. Потому-то существование их несовершенно. Он кашлянул. Истекающее в эту минуту уходит вместе с нею в небытие. Искусство же, как мы его называем, есть живое предание, живая традиция духа. Храмы и статуи, картины и песнопения они остаются в веках, переживают человека и народы, а наиболее верно духу служит написанное слово. Не будь записаны «Эпос о Гильгамеше», песни Упанишад или поэмы Гомера, «Дао-Дэ цзин» или «Божественная комедия» назову лишь некоторые из старинных шедевров, мир человека по сей день не отличался бы от мира муравьев.
Верховный Комиссар умолк, испытующе посмотрел на Роберта. Тот выслушал его слова скорее как лавину мыслей, не вникая в подробности. Бесстрастный тон, будто речь шла о самых естественных на свете вещах, привел его в огромное волнение. Мало-помалу он оторвал взгляд от Комиссара, вгляделся в задний план, где за широким дверным проемом находился балкон. Его обрамляла невысокая каменная балюстрада, открывающая вид на раздольные дали. Просторной дугою раскинулся горизонт, а в глубине островами поднимались из серебристой дымки голые горные кряжи. В одном месте взблескивали огненные крапинки, вероятно оконные стекла какой-то постройки на них падало солнце, и они отражали его слепящий свет. Голова и плечи Комиссара вписывались в проем, так что он казался этакой восседающей на престоле фигурой святого с огромной средневековой картины. Отбрось он тень, и она объяла бы небо и землю.
У меня такое чувство, сказал Роберт, будто высказаны мои собственные мысли. Они прекрасно мне знакомы, только вот я никогда не умел с такой легкостью облечь их в слова.
Надо понимать это как согласие? спросил Комиссар. Вы готовы к работе, какую мы намерены вам поручить?
В некотором замешательстве Роберт сказал, что пока толком не представляет себе эту работу, и в ответ услышал, что городская администрация надеется заполучить его на пост Архивариуса и Хрониста.
Ваша задача, пояснил чиновник, не только записывать обычаи и особенности нашего города, но и прослеживать судьбу его жителей, чтобы в словесных образах запечатлеть все, что на пользу общему опыту.
Пост независимый, добавил он, доктор Линдхоф волен по своему усмотрению решать, что именно достойно изучения и сохранения. Можно разве что порекомендовать ему ознакомиться с коммунальной литературой последнего столетия. Свои служебные помещения он найдет в здании Старых Ворот.
Роберт выразил удивление, что на этот пост не предпочли человека, который живет тут с давних пор и знает здешние края, но Верховный Комиссар на это лишь вскользь обронил, что глаз приезжего свободнее от предрассудков и объективнее. К тому же неэтично допускать различные группы местного населения в Архив, где наряду со значимыми документами давних времен хранятся секретные бумаги из наследия отдельных граждан. Знакомство с означенными досье, безусловно, позволит Роберту разобраться во многих важных вещах. Главное установить, в какой мере обстановка в городе отражает дух порядка, то бишь, как полагают высокие чиновники Префектуры, дух законности.
Законности? удивленно переспросил Роберт. Он вспомнил о странном устройстве подвалов, о словах отца, что жизнь здесь проистекает в подземельях, о городских районах, являющих собой сплошные развалины. Однако решил, что сейчас не время задавать любознательные вопросы, вдобавок обещанная работа даст возможность исподволь составить себе представление о жизненных обстоятельствах, которые пока что кажутся необычными.
По мнению Комиссара, во всем Ставшем сокровенно присутствует как Бывшее, так и Сущее-теперь. В итоге он заговорил о стараниях Префектуры избавить жизнь вверенного ей населения от всего случайного, дабы привести отдельные человеческие жребии в соответствие с линиями общей судьбы.
Мысленно Роберт уже видел, как сидит в окружении старинных фолиантов, задумчиво подперев голову руками, углубившись в былые судьбы.
А собственная его судьба?
Трезвучное арпеджио, с короткими перерывами повторявшееся все громче, вернуло его к реальности. Сигнал доносился из динамика. В ответ на удивленный взгляд Роберта Комиссар пояснил:
Господин Префект намерен лично сказать вам несколько слов.
Роберт встал, думая, что вот сию минуту Префект войдет в кабинет. Но Комиссар уточнил, что Префект остается незрим и общается с городским миром только через микрофон. Резиденция его расположена в предгорьях, в том далеком здании, чьи фронтонные окна порой ярко вспыхивают бликами света. Большая честь, ведь Префект редко когда лично приветствует прибывшего.
Фуговая тема постепенно затихала, а Комиссар между тем придвинул настольный микрофон поближе к Роберту, чтобы тот мог воспользоваться им для ответов.
И вот раздался голос Префекта. Гулкое эхо неторопливо произносимых слов наполнило комнату. Комиссар тоже встал. Голос был низкий, густой, однако оказывал примерно такое же воздействие, как холодный текучий свет. Фразы повисали в бесконечном пространстве и, подобно рентгеновским лучам, пронизывали насквозь.
Прибывший сюда, звучало из динамика, поступит правильно, если отбросит знания разума как балласт. Логика и разум, коими так гордится человек Запада, замутняют образ природы. Ибо что есть природа?
Неожиданный вопрос испугал Роберта. То обстоятельство, что говорящий оставался незрим, а потому безлик, возносило его в таинственные неземные сферы. Роберт быстро покосился на Комиссара, однако лицо чиновника было непроницаемо. Голос в динамике по-прежнему молчал.
Природа, наконец промямлил Роберт, нарушая паузу, есть господство стихий.
А стихии? допытывался незримый голос.
Стихии это Вселенная. Природа, по внезапному наитию добавил Роберт, есть язык богов.
Самый простой ответ на этот вопрос, произнес голос, таков: природа есть дух.
Роберту казалось, будто ему устроили экзамен, от исхода которого зависит, сочтут ли его достойным должности. Одновременно он уже чувствовал, сколь велико в нем желание проникнуть в тайны этого города. Подняв глаза, он опять увидал вдали взблески окон, за которыми, словно в твердыне из света, ожидал ответа Префект. Но Роберт молчал. Его лихорадило. А неторопливый низкий голос раздался снова:
Тот, кто полагается на видимый мир, принимает бренность оного за действительность. Дух невидим. Коль скоро в крохотном зернышке заложены рост и облик будущего растения, коль скоро в нем незримо существуют цветок и плод, неисповедимые даже для самого умного человеческого мозга, что это означает?
Это означает, быстро сказал Роберт, что жизнью властвует закон более высокий, нежели просто закон причины и следствия.