Лопарев числа назвать не мог. Должно, много.
Праведный ты человек, кандальник, коль на царя-анчихриста топор поднял. На плаху бы царя-то, на плаху! одобрительно гудел старец, пощипывая бороду. А мы-то ни слухом ни духом не ведали про восстание!.. Помогите, мужики, человече и отведите к Мокеевой телеге. Живо мне! Не дам тебя в обиду, раб Божий. Хоть и не нашей веры-правды, но на праведном деле мучение принял. Вот и привел тебя Господь к становищу древних христиан. Не принимаем мы власть царя-анчихриста, оттого и ушли с Поморья в Сибирь студеную. Не раз подымался народ на анчихриста, но не одолел. Слышал, может, про осударя Петра Федоровича? Царствие небесное осударю-батюшке! Старец перекрестился и, завидев женщину в черном платке, позвал: Подь сюда, Ефимия.
Женщина подошла. Старец принял из ее рук берестяную посуду, спросил: кипячена ли вода?
Нет, батюшка. Речная.
Старец вылил воду. Лопарев вскрикнул.
Погоди, сын Божий. Нельзя сырую пить-то, коль ты обгорел изнутри.
IV
Долгим показался колоднику путь до того места, где находилась телега.
И вдруг, сразу, промеж двух рябиновых прибрежных кустов увидел он спокойную синь речной воды. Рванулся, но мужики удержали.
Над степью, за рекой, вставало солнце вполкруга, и тени от берез отпечатались длинные, пронизанные багрянцем. И небо розовело, и степь, и птицы, перелетающие с дерева на дерево. Певучая звонкость как бы призывала к движению и радости. В поределой роще виднелся пригон для скота, оттуда шли женщины с подойниками, повязанные платками до самых бровей, украдкой взглядывая на небывалого человека в кандалах.
Отроки в длинных холщовых рубахах и без штанов шли следом за Лопаревым, покуда не оглянулся один из бородачей и не погрозил батогом.
Замычали коровы. За Ишимом кочевники в малахаях, рассевшись на берегу, курили трубки.
Лопарева подвели к телеге и усадили на сухое, шуршащее сено под холщовым пологом.
Старец сам подал кружку с кипяченой водой, Лопарев выпил ее одним махом.
Еще!
Погоди ужо, раб Божий. Который день без воды-то?
Четвертые сутки. Кружил по степи, пять раз выходил на один и тот же курган.
Ишь ты! Нутро перегорело, значит. Сушь, жарища. Не тебя ли Анчихристовы слуги искали третьеводни? При шашках, конные. Наехали на наше становище. Допытывались: не прячется ли государев преступник. Разумей потому, как экую напасть обойти. И мы поможем. Как твое имя-прозвание от Бога и родителя?
Александр, Михайлов сын, Лопарев по фамилии.
Из барского сословия?
Из дворян. Мичманом служил, по суду разжалован и лишен всех званий
Старец что-то припоминал, поглаживая бороду.
Слыхивал Лопаревых. Когда еще парнем ходил, на барщине хрип гнул у помещика Лопарева в Орловской губернии. Не из Орловщины?
Лопарев будто испугался.
Толкуй правду, человече! Когда я проживал на Орловщине, тебя на свете не было. Может, дед твой? При военном звании состоял.
Лопарев признался, что дед его, Василием Александровичем звали, действительно «при военном звании состоял»: служил полковником у Суворова. Умер в своем имении на Орловщине.
Имение-то Боровиковским прозывалось?
Боровиковским.
И деревня там Боровикова?
Боровикова
Старец покачал головой:
С той деревни и я. Там, почитай, все из Боровиковых состоят. Слыхивал, может, от деда, как он выиграл в карты именье и три деревни в придачу? Семьсот душ на карту взял! Эх-хе-хе! Житие барское да дворянское. Родитель мой Наум Мефодьев, тоже по прозванию Боровиков, старостой был, когда помещик проиграл крепостных твоему деду. Слово такое сказал два помещика взъярились, яко звери лютые. Палками бит был нещадно за слово и тут же смерть принял. Несмышленышем был тогда, а помню, как кровью изошел батюшка мой.
Помилуй, Господи! разом перекрестились бородачи.
Господь милует, да зверь год от году лютеет, проговорил старец. Стал-быть, земляки мы с тобой, Александра, Михайлов сын. Ишь ты! Земля-то велика, да люди текучие.
Обращаясь к бородачам, наказал:
Погрозите чадам своим, женам своим и всей общине, чтобы никто не подходил к телеге. Никто из вас не видывал кандальника и слыхом не слыхивал. Где Микула-то?
Микула-а-а! гаркнули в три глотки.
ку-ла, ку-ла-а, отозвались кочевники с того берега.
Старец плюнул в их сторону.
Ипеть зырятся, нехристи, собакины дети!.. Мы тут с осени. Травой запаслись для скота, в землю зарылись. Ходоков послали на Енисей-реку. Сказывают: места там как вроде наши, Поморские, лесные. Сын мой на Енисей-реку ушел со товарищами. Вот возвернутся к страде, должно, и мы поедем.
Подошел рыжебородый кряжистый богатырь с кузнечным инструментом в руках.
Звал, отче? поклонился старцу.
Звал, Микула. Сподобил тебя Господь разбить анчихристовы поковки да в реку Ишим закинуть и плюнуть им вослед трижды. Аминь!
Нашей ли он веры, отче? уставился Микула на кандальника.
Сказывал на моленьях: кто подымет топор на царя-анчихриста и на поганое войско, тот нашей веры-правды.
Благослови, отче, струмент, склонил богатырь голову.
Старец благословил.
Микула, встав на колени, осмотрел цепи, заклепки.
Как навек закован.
Старец подал еще кружку воды Лопареву и наказал Ефимии, чтобы она сготовила взвар из курицы.
Оно хоша и пост ноне, да человече подымать надо. А ты, Ларивон, заруби курицу.
Неможно, батюшка попятился Ларивон, в сажень ростом. Грех будет.
Сымаю грех тот перед Небом чистым. Молебствие будет замолим. Ступай с Богом. Руби!
Ларивон поплелся рубить курицу.
Покуда Микула орудовал напильником и зубилом, старец толковал про вольную волюшку, про справедливого «осударя Петра Федоровича», ни разу не обмолвившись, что под тем именем скрывался беглый донской казак Пугачев.
Не одолели мы царское войско втапоры, гудел старец. Ну да срок не ушел. Полыхнет по земле пламя горючее, и тогда не спастись от погибели сатанинскому престолу и кабале, в какой мается народ на святой Руси. Грядет день, грядет!
Микула одолел последнюю заклепку.
Старец принял от него кандалы:
Эка тяжесть
Кандальные цепи кинули в Ишим и трижды плюнули. Микула дальше всех.
Тем временем черноглазая молодка Ефимия готовила куриный взвар. Старец наказал ей, чтобы она не перепутала посуду, из которой попотчует кандальника.
Грех будет.
На что Ефимия ответила:
Ведаю, батюшка.
Да чтоб он про то не ведал. Да, слышь: кандальником не зови. И чтоб никто слово такое не ронял всуе. Нету кандальника, был человече с ветра и ушел на ветер.
Ефимия не уразумела, что хотел сказать старец.
Говорю: ушел на ветер, и все должны то знать. А покель поживет под твоей телегой втайности. Ты будешь кормить его, выхаживать, чтоб хворь к нему не пристала. Мучение великое принял он, потому и помощь окажем. Да гляди, язык держи на привязи. Расспросов не учиняй, слышишь? Вера у него никонианская, поганая.
Как же мне быть, батюшка? Можно ли никонианина видеть? Срамника?
И на нечистого с крестом да с молитвой идут. И Бог обороняет от погибели. Аминь.
Аминь, в пояс поклонилась Ефимия.
К полудню, когда Лопарев крепко спал под телегой, сын старца Ларивон наметал наверх полкопны ковыльного сена, обставил вокруг хворостом так, что не узнаешь, что под копною запрятана телега, а под телегой беглый государев преступник, которого ищут сейчас от Камы до Оби.
V
Все тот же жуткий сон: каменный пол, железная дверь и тишина. Гробовая тишина.
Тринадцатая камера в Секретном Доме
Он опять здесь, мичман Лопарев. Хоть бы раз увидеть солнце над головою, услышать человеческий голос!
Лопарев мечется по камере, зовет, стучит кулаками в железную дверь но тщетно! Ни голоса в ответ. Может, он заживо погребен в каменном склепе, и никто не узнает, что он не погнул спины перед тираном.
Но что это? Стены тюрьмы наполнились кровью. Кровь капает с потолка. Лопарев хочет крикнуть, но голос пропал, и он чувствует, как цепенеют руки и ноги