К счастью, я пришла в редакцию первой и проскользнула в свой уголок, так что никто не заметил моей новой прически и не стал ее обсуждать до поры до времени.
Потому что примерно через час из кабинета Главного донесся, как всегда, недовольный, сиплый голос Бурнуса:
Вороновская! Зайдите!
Похоже, для меня началась новая жизнь. Главный не только вспомнил о моем существовании, но завел привычку вызывать меня каждое утро.
На этот раз я не стала испытывать его терпение и сразу же отправилась в кабинет.
При этом мне пришлось пройти мимо стола Натэллы Васильевны.
Натэлла увидела меня и челюсть у нее отвисла. Вот честное слово, всегда думала, что это образное выражение, но в данном случае челюсть у Натэллы отвисла так сильно, что подбородок находился в области декольте, и я разглядела даже, что вместо своих зубов у нее протез. Натэлла по моим глазам что-то поняла, спохватилась и постаралась закрыть рот, но это ей не удалось, протез застрял.
Это было мне на руку: с отвисшей челюстью она ничего не смогла сказать, и я без помех добралась до кабинета Бурнуса, краем глаза заметив, что Натэлла пытается задвинуть челюсть на место.
Бурнус оторвался от компьютера, увидел меня и его круглые очочки свалились на стол. Бурнус громко сглотнул, надел очки и еще раз внимательно взглянул на меня.
Да я это, я! поспешила я развеять отпечатавшиеся на его лице сомнения.
М-да протянул Бурнус. Действительно вы а раз так вот вам задание. Поезжайте в Михайловский замок
У меня на мгновение возникло ощущение дежавю точно то же самое он говорил мне вчера. И чем это кончилось
Я там уже была.
Я в курсе. Потому вам и карты в руки. Поедете туда снова и подробно разузнаете, что выяснилось за это время. Узнаете все, что можно, о жертве преступления, о том, как продвинулось следствие, найден ли виновный в общем, все, что можно. С вами поедет Порфирьич, он сделает фотографии. Жду от вас статью примерно на десять тысяч знаков, с фотографиями
Он говорил ровно то же самое, что во сне! Бывает же такое!
Я уже хотела что-то ответить, но тут на столе у Бурнуса зазвонил телефон.
Главный редактор снял трубку, поднес к уху и тут же отодвинул ее подальше, потому что голос в трубке был очень громкий и резкий. Хотя и женский.
Газета «Помойка»? гаркнул этот голос.
«Мойка», привычно возразил Бурнус.
Не важно. С вами говорит следователь Камнеломова. Мне поручено дело об убийстве в этом как его в общем, в музее. Поэтому хочу вас предупредить никаких публикаций без моего ведома, и самое главное никаких фотографий.
Но наши читатели ждут информацию
Подождут. Дело серьезное, так что имейте в виду все согласовывать лично со мной! Поняли?
Понял вздохнул Бурнус. Это всё?
Нет, не всё. Вчера в этом музее была ваша сотрудница Сорочинская
Вороновская, машинально поправил Бурнус.
На этот раз собеседница приняла его слова к сведению:
Как? Вороновская? Ага, значит, пропуск нужно переписать так вот, ей предписывается явиться ко мне на дачу
На дачу? удивленно переспросил редактор. За город?
Какой загород? На дачу показаний! Сталепрокатный проспект, дом двадцать семь, кабинет номер двести семнадцать явиться немедленно не-мед-лен-но!
Продиктовав Бурнусу адрес, собеседница отключилась.
Редактор тяжело вздохнул и повернулся ко мне:
Планы меняются. Сейчас вам придется вместо Михайловского замка ехать совсем в другой замок вас вызывают на дачу показаний к следователю Камнеломовой
Он продиктовал адрес, но под конец добавил:
Когда освободитесь, все же поезжайте в музей и постарайтесь что-то разузнать. Так сказать, приватно
С Порфирьичем?
Порфирьич отменяется. Фотографий не будет. Но статью на десять тысяч знаков я все же жду.
Однако когда я вышла из кабинета Бурнуса, Порфирьич перехватил меня.
К следователю вызывают? спросил он вполголоса.
Надо же, уже вся редакция в курсе!
Имей в виду, не говори следователю ничего лишнего! Отвечай на вопросы односложно: да нет, ничего не видела, ничего не знаю.
Но я действительно ничего не видела и ничего не знаю
Вот-вот, такой линии и держись! Еще скажи, что если что и видела, то ничего не помнишь. Все забыла. Отшибло память у тебя после стресса, ясно?
Ясно А тебя тоже вызывают?
На допрос нет, велели просто все снимки сдать. У них, понимаешь, фотограф в отпуске, вместо него стажер, а у него техника фиговая. Так эта Камнеломова решила моими руками жар загребать. Отдай, дескать, все снимки. Да сейчас, спешу и падаю! Дал ей парочку, остальные, сказал, засветил с перепугу.
Неужели она поверила?
Да нет, вздохнул Порфирьич, это такая баба ты с ней поосторожнее.
Я быстро собралась и отправилась на Сталепрокатный проспект. Настроение у меня было хуже некуда меня еще ни разу в жизни не вызывали на допрос. Или на дачу показаний вряд ли одно от другого сильно отличается.
Говорила уже, что я робкая, боязливая, плохо схожусь с людьми, теряюсь, когда со мной разговаривают грубо. А если еще загнать меня в маленькое душное помещение, то вообще могу потерять сознание. А уж ничего путного точно не расскажу этой самой Камнеедовой, то есть тьфу! Камнеломовой. Впрочем, без разницы.
Нужный мне дом оказался мрачной каменной махиной конца девятнадцатого века. При входе у меня потребовали паспорт, нашли мою фамилию в списке и выписали одноразовый пропуск.
Я поднялась на второй этаж, нашла двести семнадцатый кабинет и постучала.
Из-за двери донесся резкий голос:
Обождите!
Возле двери стоял одинокий стул. Я села на него и приготовилась к длительному ожиданию.
Впрочем, особенно долго ждать не пришлось.
Дверь распахнулась, оттуда вышла заплаканная женщина средних лет. Бросив на меня сочувственный взгляд, она сказала: «Заходите!» и понурясь удалилась по коридору.
Я осторожно вошла в кабинет и по привычке огляделась. Помещение оказалось не таким маленьким, как я ожидала, и довольно много света попадало сквозь чисто вымытое окно. На окне стоял даже цветок в горшке. Это был кактус, но все же я порадовалась, что в этом месте мне не станет плохо.
Радость моя продержалась недолго до тех пор, пока я не увидела хозяйку кабинета.
За большим столом, перед высокой стопкой картонных папок, сидела женщина лет сорока с лишним и что-то писала. При моем появлении она не оторвалась от своего занятия и ничего не сказала. Я же использовала это время, чтобы как следует ее разглядеть.
Что вам сказать? Черты лица у нее были крупные, а глаза, наоборот, меленькие и очень колючие. Волосы уложены тугими скрученными прядями, чувствовалось, что она держит их в ежовых рукавицах, чтобы не смела вылезти ни одна прядка. Спина у следователя была не то чтобы прямая, но какая-то монолитная. В общем, следователь Камнеломова полностью соответствовала своей фамилии.
Она писала еще несколько минут, наконец закончила, убрала исписанный лист в картонную папку и открыла следующую папку из стопки.
Только после этого она подняла на меня колючий взгляд и строго проговорила:
Нехорошо! Очень нехорошо! Вы должны были знать, что нарушаете закон!
Нарушаю закон? испуганно пискнула я. Какой закон я нарушила?
Вот только не надо дурочку валять! Можно подумать, вы не знаете, что нанесение тяжких телесных побоев противозаконно! Конечно, свекрови всякие бывают, вас где-то можно понять, но тяжкие телесные побои это уже перебор!
Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног, что я попала в фильм абсурда.
Не понимаю, о чем вы у меня и свекрови-то нет я вообще не замужем
Как нет? женщина недоверчиво уставилась на меня. Вы ведь Пантелеева?
Нет, я Вороновская!
Вороновская? Не может быть
Да честное слово, Вороновская! Вот мой паспорт, посмотрите, если не верите!