«Ну ладно, давайте оставим этот неприятный для вас разговор, мы к нему еще вернемся, попозже. А пока расскажите о себе, о своей семье, родственниках здесь, в Черновцах и в других местах. Есть ли у вас друзья-подруги, находитесь ли вы с кем-то (или были) в близких отношениях, особенно с лицами мужского пола, расскажите и о прочих мелочах, поделиться которыми со мной посчитаете нужным». Они беседовали долго, при этом вопросы задавал хозяин, Моника только отвечала.
Когда на улице совсем стемнело, Отто встал: « Я, благодарю вас, Моника, за вашу откровенность при ответах на мои, возможно не всегда корректные вопросы, и, знаете, я абсолютно уверен, что мы еще не только встретимся снова, но и начнем помогать друг другу в различных делах. А инцидент с вашим преподавателем, давайте вычеркнем из вашей памяти. Я абсолютно уверен, что тот молодой человек перестанет вас преследовать. Можете быть спокойны. И, если вы будете не против, то я вас скоро навещу, опять. Не пугайтесь, я не буду навязчивым, как фон Бах, а буду выбирать место и время нашей встречи так, чтобы вас излишне не напрягать.
Монике ничего не оставалось, как поблагодарить его за оказанное внимание и понимание. Она добавила, что всегда будет рада их встрече. И это была правда. Уверенность, тактичность и общечеловеческое обаяние Отто, привлекало к себе, вовсе не как мужчину к женщине. Здесь было что-то другое, большое и серьезное, неизвестное ей, но явно стоящее за все этим, и ей, вопреки здравому смыслу, хотелось с ним встретиться и как можно скорей.
В лицее занятия шли нормально, отношения с преподавателем немецкого языка, как-то незаметно наладились. Фон Бах даже начал выделять Монику, как пример для других студентов, её коллеги студентки, не знали, что и думать, считая, что Моника сдалась и потому теперь у неё все хорошо. Никаких объяснений с её «притеснителем» у неё не было, все вроде бы стало на свои места само собой. Моника чувствовала здесь какое-то влияние Отто, но что там и как было, её уже не волновало. Хорошо и слава Богу.
В один из вечеров, возвращаясь с занятий, Моника попала под сильный ливень. Ей пришлось бежать к трамвайной остановке, чтобы спрятаться и переждать, пока дождь если не перестанет, то хотя бы стихнет. Она не успела добежать метров двадцать, как рядом прозвучал автомобильный сигнал. У подъехавшей машины раскрылась правая дверца, сидевший за рулем мужчина энергично махал рукой, приглашая скорее сесть в салон. Она увидела за рулем Отто, и с радостью села в машину. С радостью, в первую очередь потому, что укрылась от дождя, да и сама встреча с ним, её приятно удивила. «Вы не очень спешите? спросил Отто. «Нет не спешу ответила Моника, дома все равно никого нет, отец уехал по делам в Вену, а мама на работе». «А где работает ваша мама? уточнил Отто. « В дежурной вечерней аптеке» ответила Моника.
«Ну, тогда, если вы не будете против, мы снова заедем ко мне, погреемся горячим кофе» сказал Отто- и машина тронулась с места. Когда подъехали к знакомому уже Монике дому, дождь перестал, но на улице стало совсем темно. Вошли в гостиную. Отто опять усадил её в кресло, дал красивый теплый плед укрыть ноги, а сам пошел готовить кофе. Когда он все приготовил, налил в чашки кофе то спросил Монику: «Вы не возражаете, если я налью нам по рюмочке хорошего коньяка?». Моника промолчала. Отто принес бутылку коньяка и рюмки, наполнил их, потом поднял свою рюмку, жестом пригласил её сделать то же, и, глядя ей в лицо, спросил, по-русски: «Так, когда у вас заканчивается курс обучения в лицее?». Моника, без всяких колебаний, по-русски же, сразу ответила: «В конце марта начнется практика, а потом государственные экзамены». «И у вас уже есть определенное место для прохождения производственной практики или еще не было предложений по этому вопросу?» спросил Отто, уже по- румынски. «Пока предложений никаких не было, наверное, скоро скажут» так же по-румынски ответила Моника. Отто удивленно поднял брови: «Неплохо, очень даже неплохо, но давайте все же немного согреемся, этим благородным напитком. Прошу, как говорят русские, до дна, иначе вы действительно простудитесь».
Они выпили и взялись за чашки с кофе. «Моника, если не секрет какими языками вы свободно владеете?» спросил Отто, уже по-немецки. «Считаю своими родными языками немецкий, русский и украинский. Румынским владею свободно, как и названными языками, но родным или близким не считаю. Скорее пользуюсь им просто в силу необходимости. Все-таки живем в Румынии в данный момент. Могу изъясняться и по польски, но приходится редко его использовать, только при общении с сокурсниками из Галичины, хотя они больше говорят по-немецки». «А откуда у девушки в вашем возрасте, такой набор знания языков?» поинтересовался Отто. « Так получилось. Отец мой немец всегда и везде говорит только на своем языке, у мамы мама (моя бабушка) полька, она и сегодня живет в Проскурове, а отец мамы был русский, сбежал от большевиков куда-то на Запад, в период гражданской войны в России, в маминой семье все говорили по-русски, тем более, что жили в царской России. Мы с мамой дома и сегодня говорим только по-русски, а при отце по немецки. Ну а еще, я окончила начальную румынскую школу. Отец перевел меня в немецкую гимназию, уже с пятого класса. Вот такой набор языков и получился, в силу разных обстоятельств» поведала Моника. «Очень даже неплохо!» еще раз произнес Отто и спросил еще: «У вас очень красивый, просто каллиграфический немецкий (латинский) почерк, судя по тому вашему письму. А на других языках, которыми вы владеете, тоже так красиво получается, или вы не пробовали на них писать?». «Я практически пишу только по-немецки, по крайней мере, начиная с гимназии» ответила Моника.
« Не посчитайте меня слишком назойливым, но не могли бы вы какое-нибудь слово, написать на разных языках, которыми вы владеете. Не беспокойтесь, никаких подвохов здесь нет. Просто так надо, мне интересно, действительно получится одинаково или нет. Можете написать прямо сюда» Отто подвинул к ней, лежащий на столе небольшой блокнот. Моника написала столбиком слово «Черновцы» на пяти языках и передала блокнот хозяину. Тот посмотрел написанное, остался очень доволен и положил блокнот в карман.
«Знаете» -продолжил он, с тем вашим анонимным письмом, возникли определенные проблемы. Если бы оно попало бы сразу к нам, было бы проще, но оно прошло через румынское протокольное хозяйство, там было зафиксировано и только потом поступило ко мне. Мы не можем ответить местной жандармерии, что нашли автора, то есть вас, Моника, надеюсь, вы понимаете, почему. И в то же время, не можем оставить их запрос без ответа. Поэтому вопрос пока не закрыт. Мы, конечно, будем работать над решением этой проблемы, но нам нужно серьезное основание, чтобы иметь право защищать вас, как своего человека. Вы понимаете Своего!». Он сделал ударение на последнем слове. Моника уточнила:
«Вы имели в виду, что было бы лучше, если я у вас работала?».
«Ну у нас, или «на нас», что-то в этом роде» -серьезно сказал Отто, «было бы конечно, проще. Но об этом мы поговорим несколько позже. А пока мне интересно было бы узнать, Моника. При всем вашем языковом многообразии, кем вы все-таки себя считаете по жизни?».
«Немкой, не раздумывая, ответила Моника. Не знаю почему, но я не только так считаю, я чувствую себя немкой.
«Это уже теплее, добродушно улыбнулся Отто, и это первое, и очень немаловажное, чувство, которое, оказывается, присуще нам обоим, потому что я, тоже считаю себя Немцем. Вы, скорее всего из-за вашей скромности, не спрашиваете, откуда я, немец, так хорошо знаю русский язык. А все просто. Да, мои отец и мать были немцы, но я родился в городе Киеве. Наши предки более ста лет служили российской короне. Причем служили на совесть. У отца было несколько своих предприятий в Киеве и его окрестностях, и жили мы по тем временам, довольно неплохо. Я ходил в русскую школу целых пять лет, больше не получилось, так как Россия вступила в войну с Германией, и нам пришлось в спешном порядке выехать, как говорят «на историческую родину». Почти без ничего, все недвижимое имущество, просто пришлось оставить, так как ни продать его, ни передать кому-то из своих, не было возможности. Россия тогда очень обидела нашу семью, служившую ей столько лет верой и правдой, но шла война, жаловаться кому-то было бессмысленно, ну, а когда пришла советская власть тем более. Вот оттуда у меня и остался чистый русский язык. Ну а где русский там и украинский рядом. Жить в Киеве и не знать украинский, грешно. Румынский пришлось выучить уже перед тем, как был направлен на работу в Буковину. Вот такие мы с вами, Моника, немцы, с российскими корнями, но все равно Немцы!, с пафосом закончил Отто, и добавил: «За это, пожалуй, надо выпить!», он снова наполнил рюмки коньяком и они разом их пригубили.