Татьяна Зубачева
Мир Гаора. Коррант. 3 книга
Сон шестой
От перемены места что изменится?..
Аргат
Ведомство Учёта Несамостоятельного Контингента Центральный накопитель
569 год, Весна
3-я декада, 7 день
До Рабского Ведомства ехали долго, с остановками, где к ним в кузов подсаживали всё новых и новых рабов. Как быстро догадался Гаор, машина собирала предназначенных к продаже разными владельцами. Все были взрослые, опытные, у всех торги не первые, разговаривали тихо, но без особого страха. Кто да откуда, да у кого работал. Говорили, перемешивая ихние слова с нашенскими, и Гаор с невольным удовольствием, ощутил, что понимает всё и в речи от соседей не отличается. И что он обращённый в этом пришлось признаться, ведь родного поселка у него нет тоже сошло. Спросили только, давно ли, и, услышав, что не новик, а третий год пошёл, приняли как своего.
Выгрузили их в подземном гараже, и Гаор понял, что опять не увидит солнца, пока новый хозяин не выведет его наружу. Опять конвейер обыска, сверки номеров, проверки клейма и, наконец, камера. Тогда он был в седьмой, а теперь его отправили в третью.
Номер другой, а камера такая же, и даже камерный старший хоть и звался по-другому Большуном, но сильно смахивал ростом и комплекцией на памятного по той камере Слона.
Войдя в камеру, Гаор поздоровался выученной ещё тогда, но ставшей привычной и совершенно понятной фразой.
Мир дому и всем в доме.
На него посмотрели с интересом, но вполне доброжелательным, поинтересовались, откуда.
От Сторрама.
А это чо за хренотень?
Завод, что ли ча?
Нет, улыбнулся Гаор, это магазин большой.
И кем работал?
Шофёром.
Это чо? Водила?
Да.
Нашлось место на нарах, и Гаор продолжил он мысленно усмехнулся пресс-конференцию, уже сидя со всеми мыслимыми в камере удобствами.
Как и в прошлый раз, он попал после обеда и, вспомнив, как на его памяти увозили Плешака и других, подумал, что, видимо, так и рассчитывают, чтобы сэкономить на рабском обеде. Да, своего не упустят.
А так даже имена повторялись. Люди другие, а прозвища те же или похожие. В камеру ввели ещё двоих из той же машины. Гаор встретился с ними как со старыми знакомыми: как же, вместях ехали. Внимание старожилов переключилось на новоприбывших, и под шумное выяснение названий посёлков и имён родичей и знакомых, в котором Гаор как обращённый все равно не мог принимать участия, он откинулся на спину и лёг навзничь, забросил руки под голову и закрыл глаза.
Вот и всё, вот и всё думать, что его купил этот капитан, не хотелось, лучше надеяться на аукцион, а то и в самом деле окажешься подстилкой, а там либо топись, либо вешайся, либо голову о стенку бей, но сначала, конечно, паскудника голозадого придушить надо будет. Ладно. Как сказал ему тогда, в его самый первый день у Сторрама, Плешак? Продали, не спрошась, и купили, не посоветовавшись. И прав, конечно, Старший: нельзя к сердцу близко подпускать, чтоб не рвалось сердце. Эх, Старший, а сам-то Как ты там теперь? Теперь мы только когда, либо у Огня, либо в Ирий-саду увидимся. Ладно, Старший, спасибо тебе за все, братан, Карько сын Любавы из Черноборья, а по бабке от Всеславы род ведётся. Гаор улыбнулся, не открывая глаз: ещё одна родословная, заученная им с голоса. И ничем она не хуже и не беднее родословной Юрденалов, и, во всяком случае, эту он заучивал добровольно и без оплеух за ошибки. Всё, хватит скулить, сержант, прошлое невозвратимо, не будет тебя Сторрам выкупать, раз решил продать. Можешь лежать и гадать, за что? Ведь всё равно не догадаешься, а самое простое: предложили хорошую цену, вот и всё.
Эй, как тебя, Рыжий, спишь?
Сплю, ответил Гаор, не открывая глаз.
Чего так? не отставал спросивший.
Жрать хочу, ответил по-прежнему с закрытыми глазами Гаор и пояснил памятной с училища присказкой, чего не доем, то досплю.
Несколько голосов засмеялись.
А ты, паря, того, языкатый.
Он могёт, подтвердил ещё чей-то голос, нас там тряхнуло, так он такое загнул Эй, Рыжий, ты чего тогда так?
Кожу наручником защемило, ответил Гаор, открыл глаза и сел.
Тады хреново, согласился сидевший рядом светлобородый черноглазый мужчина, а ты здоровско на суржанке чешешь, и не скажешь, что обращённый.
О смысле нового слова Гаор догадался, но все же уточнил.
Суржанка это что?
А когда зёрна разные намешаны, светлобородый рассмеялся, ну, и слова, понимашь?
Понятно, кивнул Гаор.
Так откуль знашь?
Так не первую декаду ошейник ношу, усмехнулся Гаор, вот и выучился.
А надели за что?
Я бастард, привычно ответил Гаор, меня отец продал, наследник задолжал, вот меня и продали.
Говорилось об этом легко и даже с удивлением заметил Гаор без особой злобы или обиды, слишком далеки были теперь Юрденалы и та, прежняя жизнь.
А не врёшь? засомневался сосед, голозадые, они сволочи, конечно, но чтоб отец сына родного в рабство продал
Смотри, Гаор спокойно приподнял волосы надо лбом, показывая клеймо.
Ух ты! удивились заинтересовавшиеся их разговором, не видали такого.
Ну, так и отцов таких немного, усмехнулся Гаор.
По коридору скрипела, приближаясь, тележка с вечерним пайком, и надзиратели лупили по решётке, приказывая старшим строить камеры на выдачу.
Гаор оказался в предпоследней четверке рядом со светлобородым. Звали того неожиданно Черняком.
Чего так? невольно удивился Гаор. Ты ж светлый.
По матери я, объяснил Черняк, вытряхивая в рот последние капли из кружки. Чернава она. Ну, мы все и Черняки. По посёлку-то различали нас, а здеся и родовое сойдёт.
Гаор задумчиво кивнул, отдавая кружку правофланговому их четвёрки. Вот оно, значит, как, нет, листы здесь доставать рискованно, но стоит запомнить. Вот почему его так усиленно спрашивали о материном имени, и как звала его мать, и как звали саму мать. Его личное имя и родовое. А он ни того, ни другого не помнит. Хорошо его обработал Сержант. А Ворон говорил, что ему ещё повезло, что память отбивали, а не выжигали током. Судя по рассказу Ворона, действительно, повезло.
Распорядок Гаор помнил хорошо, да и не было в нём ничего особенного. Ну, пересчёт, ну, обыск, подумаешь. Раздали одеяла и прокричали отбой. Как все, он плотно завернулся с головой, тщательно подобрав одеяло под ступни. А как хорошо чуньки помогли, весь день, считай, босиком, а не болят совсем ноги, а может, ещё и потому ноги выздоровели, что он по росе походил, когда Мать-Землю заклинали. Тогда по земле, а в прошлом году уже по газону, по росистой траве. Хорошо, что Сторраму приспичило газон сделать. И трава удачная оказалась, как раз её подстригли на декаде, и не помялась, утром встали, так, как и не было ничего. И голова чистая осталась, пара травинок запуталась, так их в момент вычешешь, это тебе не торф отмывать.
Гаор был готов думать сейчас о чём угодно, даже «ящик» вспоминать, лишь бы не дать прорваться жгучей, рвущей горло тоске, не завыть от горя и отчаяния, как он выл тогда в Алзоне, чудом выбравшись на берег болота, в котором медленно тонули грузовики его взвода. Они бы проехали, если бы не шальная мина, разметавшая узкую гать. И на Малом Поле, когда утром был полк усиленного состава, почти полторы тысячи человек, а вечером их, уцелевших, построили в сводную неполную роту, на том же месте, откуда они начинали утреннее наступление. И сказали, что задача не выполнена, и он не слушал, что там говорил прибывший из штаба. В ушах гудело от контузии, ноги дрожали и подкашивались, он весь был в грязи, своей и чужой крови, и в сознание прорывались только отдельные брюзгливые слова обходившего их строй высокого он даже звания его не разобрал от головной боли чина.
сброд никакой выправки что значит «не пройдут»?.. трусы гоните да, мы не можем рисковать всей операцией ну так поставьте заграждение