Демон из багрового стал оранжевым, как раскаленный слиток металла, пахнуло сухим жаром.
— Победит? — крикнул я.
— Должен, — ответил Клавдий с надеждой.
— У вас хороший воин!
— Был, — ответил Клавдий. — Дерется хорошо, но через полчаса исчезнет…
— Полчаса, — сказал я уже без крика, рев урагана слабеет, — это вечность! И от минуты зависит жизнь! Даже от секунды…
— Да, — согласился Клавдий, — однако зря он это сделал.
— Кто?
— Тот, кто послал смерч, — объяснил он. — Признался тем самым, что больше ничего у него нет.
Он говорил так, словно я сразу должен понимающе сказать «ага» и даже кивнуть. Я уловил недосказанное и спросил:
— Этот вихрь еще дороже вашего защитника?
— Намного. А защититься от него, как видите, можно.
Я постарался не передергивать плечами, а голос держать твердым:
— Ну да, конечно. Ваш страж хорош.
Смерч рассеивался, демон превратился в пылающий белым огнем сгусток, последние струи пронесли по кругу мелкий мусор и прижались, замерев, к
полу. Демон медленно поднялся к своду и остался там светящимся комком, не крупнее лесного ореха.
Клавдий вздохнул, поднял и осмотрел амулет, сейчас превратившийся в серый невзрачный камешек. Я видел, как он еще раз опечаленно вздохнул и
отбросил его в сторону. Амулет простучал по каменным плитам и затих под стеной, но никто из рыцарей даже не повел в его сторону глазом.
Подзарядке не подлежит, мелькнуло у меня. Одноразовый, как уже сказано…
Все задрали головы и рассматривали демона, тем самым доказывая, что либо для всех очень редкий, либо вообще видят впервые. Я незаметно
подобрал мертвый камешек и спрятал в карман.
Глава 3
Бараны сбиваются в стадо, львы держатся порознь, но даже самые отважные из людей чувствуют острую необходимость в чувстве локтя, когда
ощущаешь себя частицей могучего и слаженного отряда, когда стремена задевают ноги всадников справа и слева, когда слышишь запах пота со
всех сторон, конского и человеческого.
Тараканы чувствуют себя намного увереннее и защищеннее, когда прижимаются один к другому так плотно, что сверху видишь только сплошную
копошащуюся массу, но благодаря этому «чувству локтя» даже тараканы, не говоря уже о баранах, ощущают себя счастливее, чем одинокие и
вообще-то глупые львы.
Мы выехали из замка тесным отрядом, с большой высоты точно выглядим, как сбившиеся в кучу тараканы. Ладно, пусть, зато нам хорошо и
надежно, и когда сэр Ульрих загорланил веселую песню, множество голосов подхватили с готовностью и охотой.
Вперед выехали и помчались легкие всадники сэра Герцеля, все-таки эта земля только-только стала моей, может быть всякое. Нас с сэром
Ульрихом догнал уже веселый с утра Ангелхейм, раскрасневшийся, вином пахнет даже от одежды и, как мне показалось, и от его коня с веселыми
блудливыми глазами.
— Вот вы и стали гражданином королевства Турнедо, — сказал он с двусмысленной усмешкой.
Выражение его лица очень не понравилось, хмельной или не хмельной, но о некоторых вещах надо говорить очень осторожно или вовсе не
говорить.
Я перекрестился и ответил благочестиво:
— Наше гражданство на небе, а не земле, дорогой друг.
Он хмыкнул, посмотрел с интересом.
— Простите, сэр Ричард! Не думал, что наступлю на больной мозоль.
Я проронил:
— Надменное извинение — еще одно оскорбление. Что с вами, мой старый друг? Вино прокисло? Вы пили, а конь побрезговал?
Он мотнул головой:
— Нет, эта скотина тоже пьет, что удивительно.