Он хмыкнул, посмотрел с интересом.
— Простите, сэр Ричард! Не думал, что наступлю на больной мозоль.
Я проронил:
— Надменное извинение — еще одно оскорбление. Что с вами, мой старый друг? Вино прокисло? Вы пили, а конь побрезговал?
Он мотнул головой:
— Нет, эта скотина тоже пьет, что удивительно. Как мы умеем портить всех вокруг себя! Мне тоскливо, что едете навстречу великим делам… я же
вижу!.. а мне возвращаться. Может быть, бросить все, у меня хватает родни, управятся? А я вольной птицей с вами…
Я удивился:
— Это я вольная птица? Маркиз, вы не представляете, какая это рутина… и как много тяжелой работы! Хорошо, хорошо, я не отговариваю!
Напротив, я рад вам. Только не говорите, что не предупредил.
Он переспросил в недоумении:
— Работы? Вы сказали, работы?
Я вздохнул, развел руками.
— Человек был создан для беспечной жизни в раю. В этом мире он беженец. Что из этого следует?
Он поморщился.
— Могу многое предположить, но, зная вас, не ошибусь, если скажу с надлежащим пафосом, что этот дикий мир, куда мы попали по вине нашего
праотца Адама, надо облагораживать. Угадал? А это значит, выкорчевывать сорняки и насаждать христианские цветы, чтобы тоже стал райским
садом. Ну как, в яблочко?
— Маркиз, — сказал я искренне. — Я рад, что вы едете с нами.
Он фыркнул.
— Ежели людей по работе ценить, тогда лошадь лучше всякого человека. Думаю, скорее люди выйдут из моды, чем войны! Уж в них-то человек
преуспел больше, чем в работе. И еще много раз уничтожит ваш райский сад. Я, честно говоря, не уверен, что Господь изгнал за какое-то
яблоко… Это так Адам и Ева рассказали детям, чтобы оправдаться за свое неизвестно какое поведение! Перед детьми, повзрослев и одумавшись,
надо выглядеть достойно и не все рассказывать из своей бурной молодости. На самом деле, думаю, они весь сад спалили. Или как-то иначе
испоганили, уничтожили, испохабили настолько, что даже всемилостивейший и всепрощающий Господь разгневался и затопал ногами.
Я задумался, переваривая интересную идею. В самом деле, про изгнание знаем только со слов Адама, а ему наверняка стыдно было признаться
детям, что и как по молодости творил в саду, как поступал с населяющими его животными и что с ними делал от избытка фантазии и будучи не
стесненным никакими запретами. Вот и придумал насчет не вовремя сорванного яблока и чересчур строгого родителя… Детям нужны простые
объяснения, преждевременная правда всех шокирует.
Ангелхейм расхохотался.
— Что вы так задумались?
— Заметно?
— Еще бы! Сейчас у вас даже самые светлые мысли отбрасывают тень!
— Мой меч может сломаться, — сказал я, — как и доспехи… Но моя вера никогда не сломится, никогда не иссякнет. Господь прав, хотя мне пока и
непонятны его замыслы…
Тоскливый вой прервал мои слова. Я повернул голову, стараясь определись направление и расстояние. По спине пошел мороз, когда сообразил,
что вой идет с расстояния в несколько миль. Зверь должен быть такого размера, что стадо быков употребит только на закуску перед обедом,
однако же никто не всполошился, не хватается за оружие, не созывает народ, чтобы дать отпор.
Такое ощущение, что слышу только я. Нет, вот еще двое переглянулись, один сказал что-то бодрое, другой захохотал, и оба затянули бодрую
походную песню про прекрасную леди, что ждет благородного рыцаря из похода.
Ангелхейм заметил мое напряжение, проговорил участливо:
— Вы не бывали в этих краях… Это всего лишь террованг.