За окном вдруг тряхнуло деревья. Ветер. Сильный и порывистый. Он шатал деревья из стороны в сторону и бесился с яростью пьяных викингов, будто нечто, сказанное только что, касалось его самого. И Винсент это словно почувствовал.
Не стоит принимать это близко к сердцу. сказал Густав, не отводя взгляд с размашистых крон, танцующих в едином ритме. Людям свойственно воспринимать природные явления на свой счёт Раньше это было, конечно, эпичней затмения там, и грозы, любые стихийные бедствия даже смена дня и ночи. И всё теперь кругом доказано. И с такой бешенной уверенностью Я как-то общался с несколькими канадскими индейцами. Племя так и живёт в лесах до сих пор. Само по себе. И всё с теми же представлениями Так вот, они считали, что Солнце и Луна это муж и жена, а видно их по очереди из-за того, что они передают друг другу держать на руках их ребёнка. Тогда я спросил, что же происходит в те моменты, когда никого их них двоих не видно, как например, в дождь. «Они оба натягивают луки» сказали они мне, а на вопрос зачем они это делают ответили: «А это нам откуда уж знать?» Понимаешь, насколько это наивно? То есть до какого-то момента они абсолютно уверены, после какого-то момента ничего не знают, и делают вид, что так и надо. И хотя на самом деле от их предположений ничего не меняется, это, условно говоря, помогает им жить.
Почему «условно говоря»?
Просто потому что до определённого момента. Потом кто-то начинает думать, начинает задавать вопросы. И тогда это уже начинает мешать Явления природы вообще не надо комментировать. Они есть и всё. Они ничего не выражают. У них даже нет такой способности. Хочешь изучать их изучай. Но не стоит интерпретировать их поступки. Потому что это даже не поступки. Это просто данность. И не пытаться найти в этом смысл также глупо, как несколько тысяч лет назад персидский царь считал, что он наказывает море плетьми.
Винсент выпил остававшееся в стакане: «Хороший пример. У меня есть ещё один В Египте. Перед каждым разливом Нила. От которого, собственно, зависело выживание всего этого древнего государства, фараон издавал указ об этом. Нилу. То есть давал приказ реке разлиться для того, чтобы потом можно было посеять и собрать урожай Интересней повернуть наоборот они считали, что если приказа от фараона не будет, то не будет и разлива Нила Кидать свёрнутый лист папируса в реку, и считать, что от этого что-то изменится Да, это глупо Но люди всегда насколько боялись природы. А ещё больше они боялись людей, которые прикрываются этой природой, отождествляя её с собой. И вряд ли что-то когда-то изменится. Уж слишком человек ничего не значит ни для неё, ни для тех, кто ей прикрывается. А человеку свойственно особенно бояться не того, кто просто силён, а того, для кого он ничего не значит, словно боится, что его раздавят как букашку.
С каждым словом Густав лишний раз убеждался в том, что не зря сохранил жизнь этому человеку, а не уничтожил его. Два года назад Густав путешествовал по Юго-Восточным районам Турции, его интересовали древние крепости в скалах, выглядевшие как из какого-то фантастического фильма. Через те же места Винсент покупал контрабандную нефть из Ирака, не заботясь о том, от кого она, куда пойдёт, и кто на этом кроме него, заработает. А доход она приносила исламистским боевикам, впоследствии основавшими целое квази-государство. И, хотя сами каналы поставок были сформированы ещё в ранние годы правления Саддама Хусейна, когда после неудачной интервенции в Кувейт на Ирак были наложены международные санкции, обязывающие продавать нефть за продовольствие по заниженным ценам, потом эти каналы стали фактически финансировать терроризм.
Винсент покупал у них и переправлял далее в Европу, продавая сырьё на Роттердамской бирже под видом турецкой. Об этом знали многие: и в ЦРУ, и в европейских спецслужбах, не говоря уж о турецких, и всех это устраивало. Но не устроило конкурентов из BritishDutchShell, которые и заказали Винсента. Ему просто повезло в тот раз. Он встретил Густава среди развалин старого города.
В мире вообще много странного. Густав говорил это с каким-то опытным интересом как говорят обычно заумные учёные-биологи о каких-нибудь новых видах животных. Одна часть планеты, например, вечно пытается спасать животных. Причём если сначала всё началось с редких видов, то сейчас кто-то пытается спасти вообще всех животных, даже, например, тех волков, которых вырастили в неволе, чтобы потом сделать из них шубу А как-то я был в Непале. Так там есть праздник, когда сотни животных: овец, коз, режут в качестве жертвоприношения. Массово. Это же даже не десятки. Это сотни. И на просто так. Не на какие-нибудь шкуры или мясо. А просто так. Как традиция глаза Густава были совершенно спокойны с таким же выражением он мог рассказывать и про детские праздники на Новый Год, и про установку буровых платформ в океане, и про нацистские концлагеря просто как подача информации, а дальше можно было смотреть на реакцию собеседника: пока сидишь сам без эмоций ты открыт; стоит собеседнику что-то почувствовать, и почувствуешь это сразу сам. Так можно было понимать других, так было проще ими манипулировать.
В этот момент Винсенту позвонили. Ему действительно было пора. Сегодня вечером ему вылетать в Стамбул на встречу. Стоило поторговаться о будущем, а для этого сойдёт только свежая голова.
«По пьяни опять?» Густаву было не то что важно, а, скорее, интересно, сколько можно кататься в нетрезвом состоянии по кракожинским дорогам на дорогой машине.
«Судьба помогает храбрым» Испанец сказал это, глядя вдаль. И было видно, что для него это не просто слова, и не самоуверенность. Для него это порядок действий в жизни. «Латинская поговорка», добавил он. «Римляне уж знали как выигрывать». Спустя пару минут, Винсент уже вышел из дома, направляясь к своему Крайслеру 300С.
В комнате стало чуть темновато. Но чуть. В голове витало много мыслей. Густав включил ноут и зашёл в Фейсбук сообщений было под 300 штук, но стоило открыть их, и оказалось, что почти все писала одна Оксана, всё утро.
Сейчас она была уже не онлайн и, наверно, вырубилась от выпитого, но до того момента, как это случилось её прорвало как венецианскую канализацию. Она истерила, оскорбляла, извинялась, оправдывалась, признавалась в любви и говорила, что других таких как он в её жизни не может быть. Ей было и стыдно, и страшно. И раздирало от ответного молчания. И легко и тяжело писать это. И хотелось, и не хотелось услышать ответ. «Так ты меня любишь или нет Я СПАРШИВАЮ??????!!!!» последнее её сообщение.
Густав ничего не написал в ответ. Она же ещё недостаточно помучилась. Пусть верит в надежду. Люди же так любят эту поговорку «Надежда умирает последней». Видимо, все так любят то ли умирать, то ли проигрывать, а, может, разочаровываться.
Пусть ждёт. Сначала это будет приятное ожидание, потом оно станет сносным, затем трудным и, наконец, невыносимым. «Почему он молчит? Куда он вообще делся??? Он что, специально???» вот какие вопросы её ждут. И дальше она будет придумывать что угодно, лишь бы не считать, что он, действительно специально. Ведь он написал, что любит. Ведь это, наверно, так сложно написать. Ведь врать же нельзя, наверно, в таких случаях. Ведь он же видит её состояние.
«Глупые люди», в сотый или тысячный раз в своей жизни подумал Густав. «Тысячи лет доказывают друг другу, что надо смотреть на поступки, и все дружно продолжают смотреть на слова».
Через пару часов, разумеется, Оксана позвонила. Послушав несколько гудков, чтобы дать ей больше почвы для сомнений, Густав поднял трубку: «Да».