Он знал, КТО перед ним. А потом барон снял очки, ещё больше приблизился к Чернышёву, и его пронзительно красные зрачки намертво привязали к себе серые глаза Роберто.
— Ты сказал, что знаешь, кто я.
Даже сейчас, явно заинтересовавшись сообщением, Бруджа не изменил себе, продолжал говорить тихо, призрачным голосом высушенных листьев.
— Знаю, — прохрипел Чернышёв.
— Значит, ты должен понимать, каково это — шутить со мной.
— Я понимаю.
Невероятным усилием воли Роберто сумел взять себя в руки, подавить страх. И целых пять секунд он выдерживал тяжёлый взгляд красных глаз барона. Это подействовало на Александра лучше любых слов — Бруджа патологически ненавидел трусов.
— Хорошо, чел Роберто Чернышёв, я рад, что ты все понимаешь. Теперь говори, что я потерял двести лет назад?
— Шкатулку красного дерева, — негромко ответил Роберто. — Примерно двадцати дюймов длиной, десяти шириной и пяти высотой. Уголки обиты золотом. На верхней крышке чеканный медальон…
— Достаточно. — Александр поднялся. — Жан Жак, чел поедет с нами.
И снова шелест падающих листьев.
Телохранитель кивнул и легко, без видимых усилий, поднял Чернышёва с земли.
Руки у Жан Жака оказались необычайно холодными. Это не могли скрыть даже плотные кожаные перчатки.
«Мерседесы» въехали на территорию виллы в престижном пригороде Рима одновременно с восходом солнца, осенние лучи которого, мягко скользнув по чёрным изгибам автомобилей, разбились о наглухо тонированные стекла и обиженно помчались прочь, удивлённые тем, что кто то в этом мире не радуется появлению дневного светила. Что кто то отгораживается от тепла животворной звезды всеми доступными способами. Автомобили скрылись в большом гараже, остановились, но пассажиры покинули их только после того, как плотно закрылись ворота. Сначала барон и его спутница, затем их новый знакомый. Молчаливый Жан Жак проводил Роберто в каминный зал — Чернышёв догадался, что большая часть видимых снаружи окон виллы является фикцией — и оставил одного. Но ненадолго, хозяин появился меньше чем через пять минут.
— Вина?
— Неплохо бы, — согласно кивнул Чернышёв и сделал попытку подняться на ноги.
— Не беспокойся.
Бруджа сам наполнил два бокала и, протянув один из них Роберто, устроился в кресле напротив.
— В моих погребах только красное.
Алые губы коснулись кровянистого вина, красные зрачки неподвижно уставились на Чернышёва.
— Расскажи мне о шкатулке, чел. Откуда ты узнал о ней?
Теперь Роберто рассмотрел барона Бруджа как следует: до сих пор он видел эксцентричного мультимиллионера, владельца фармакологического концерна, мецената и игрока лишь на фотографиях. Волосы покинули большую часть головы Александра, сохранив лишь небольшие плацдармы за ушами и на затылке. Но, несмотря на обширную лысину, резкие черты, глубокие складки на лбу и массу мелких морщин на лице, внешний вид Александра скорее наводил на мысль о бурной молодости, нежели о старости. По документам барону было пятьдесят семь, выглядел он на пятьдесят максимум, но Роберто знал, что это — ложь, что Бруджа старше. Гораздо старше, чем может себе представить человек. Более того, гораздо старше, чем могут себе представить сородичи самого барона. Тысяча триста шестнадцать лет! Перед Чернышёвым сидел самый старый масан в мире.
Александр переоделся в серые брюки, мягкие домашние туфли и белую шёлковую сорочку с открытым воротом. Крупный рубин, ранее скреплявший галстук, теперь переместился на цепочку — оправа оказалась универсальной — и висел на груди барона. Судя по всему, увидеть Бруджу без этого камня не представлялось возможным.
— Расскажи о шкатулке, чел. Откуда ты узнал о ней?
— Весь девятнадцатый век шкатулкой владела моя семья, — почти сразу ответил Роберто.