Он медленно пошёл вперёд, следя за тем, чтобы пленница не бросилась на него. Но она сидела спокойно. Хэварт кинул ей ключи. Девушка повертела их в руке и удивлённо уставилась на мужчину.
Не умеешь? с улыбкой спросил Хэварт. Ответа не последовало. Он рискнул подойти ближе, взять ключи и освободить её от ошейника и кандалов. Девушка а теперь Хэварт понял, что она из эльфов, не сопротивлялась. Потом стала растирать затёкшие руки.
Спасибо, произнесла она с акцентом. Я есть Алва. Я теперь есть твоя Алва. Не надо меня быть в цепи. Я буду пойти за тобой сама.
Не надо за мной никуда идти Хотя что ещё тебе делать?..
Ничего не есть.
Значит, будешь помогать мне. Я научу тебя: встанешь по правую сторону ворот, а я останусь здесь. Умрём за город вместе.
Я была воевала за свой народ. Господин будет дать мне оружие, и я буду умирать за него, но не за чужой город. Господин желать Алва?
Хэварт стоял перед рабыней в недоумении. Желания пропали у него с тех пор, как он узрел долг: умереть, защищая Маркгарт. Больше желания не нужны: надо просто стоять до конца, до последнего.
Нет, Алва.
Она не проявила никаких признаков разочарования или радости. Приняла как факт.
Ты умеешь разговаривать по-нашему. Ты, очевидно, умна. Почему ты не знала, как снять ошейник и кандалы? Элементарно вставить ключ и повернуть
Что есть ключ?
Да как вы дома запираете там у себя без ключей? Ну, ключ вот он, в руке у меня! И вот замок: щёлк-щёлк и готово, заперто.
Хэварта почему-то раздражала эта нелепость: надо готовиться к обороне, а он стоит, как перед ребёнком малым, и про ключик с замочком рассказывает. Абсолютно ничего не понимающие глаза со страхом смотрели на его гнев. Со страхом и смирением: она сделает всё, пойдёт за ним на край света, хотя он всего лишь взял со стола ключи
Мы были заходили к друг другу без ключа. Друг зовёт друга, и друг заходит.
Ладно, вставай уже. Хватит сидеть! Пойдём со мной, кивнул Хэварт пленнице и указал на выход. Но замки на цепях-то ты уж видела: рабов всегда держат в цепях.
Мой народ не есть рабы, отвечала гордая эльфийка, поднимаясь с колен, бледной ладонью касаясь шершавой поверхности стены.
Никто и не говорит, что вы рабы.
Мой народ не был сдавался. Никто не был сдавался. Это есть позор для мой народа.
Хочешь сказать, вас учат не сдаваться? Почему же ты сдалась?
Я есть позор для мой народа. Я была не успела воткнуть в меня нож. Или я была не хотела Я была струсила. Я есть позор для мой народа Я буду умирать за мой господина. Только так я могу быть простить от мои боги.
Вы не знаете замков и ключей, вы не знаете кандалов и ошейников, вы живёте на свободе или не живёте вообще. Я сейчас жалею, что не знал твой народ раньше, Алва. Они, должно быть, чудесные люди. То есть эльфы
Алва даже не улыбнулась. Не поняла соли юмора.
Шутка была в духе Хэварта: ошибиться и сделать поправку. Других шуток он придумывать не мог.
По крайней мере, если брать в расчёт безобидные шутки.
Потому что сейчас он шутил по-крупному: один бросил вызов целой армии, разрушившей на своём пути десятки городов.
***
Ночь вступала в законные права, сумерки укутали крыши и подбирались к мостовым, когда Хэварт в сопровождении Алвы в последний раз сделал вылазку в город. Он провёл эльфийскую девушку по улицам воспоминаний.
По одной когда-то, ещё пареньком, провожал домой Бенедикт. Она задорно смеялась его чудачествам, огоньки зелёных глаз заставляли совершать невозможное, из кожи вон лезть, лишь бы поддерживать этот блеск. Дорога пролетала незаметно, а обратно он бежал через дворы. Бежал, чтобы не попасться на глаза местной шпане.
Существовало негласное правило: пока парень с девушкой, никто подходить и не смел. Стоило парню остаться одному И Хэварт бежал, чтобы скорее забраться под одеяло и вспоминать сладостные минуты ушедшего вечера.
Только много позже каждый куст на этой дороге, каждое крыльцо, окно со ставнями и извилистая печная труба на крыше торговца пряниками стали значимыми. Много позже, когда Хэварт гулял здесь в одиночестве Каждый год принося цветы к двери её навек опустевшего дома.
А тут вот заветная скамья, продолжал делиться впечатлениями с эльфийкой. Мальчишками мы вечерами доходили до неё после игры в мяч. Или в войну Смотря кто собирался гулять. Вечно все в пене, в мыле, как лошади, уставшие, приходили сюда и мечтали. Делились впечатлениями. Всем, что не могли сказать родителям. После игры под стрёкот цикад Мы верили в настоящую мужскую дружбу. Гораздо позже, на войне, мы её проверяли на прочность.
Скамья стояла под сенью клёнов и осин напротив огороженного поля. Как островок свободы, за которым снова тянулись вереницы шумных и тесных улиц. Бескрайнее поле, а потом только фиолетово с розовым блеском переливалось небо.
Господин есть любит свой город, сказала Алва. Камни для мой господин есть значат больше люди.
А мне некого больше любить. Всё осталось здесь. И я здесь хочу остаться.
Но камни не есть живой. А мой господин есть живой. И я есть живая. Я есть не понимаю мой господин.
Странно Мне казалось, эльфы немного другие.
Я есть позор для мой народа.
Да-да, помню.
К наступлению ночи они дошли до пенатов Хэварта. Он зажёг факел, найденный в башне, и вошёл под своды старого дома. Некогда было предаваться воспоминаниям и прощаться, но при одной лишь мысли, что всё будет разрушено и вот в последний раз он видит старый дом, в глазах невольно появились слёзы. Здесь почти ничего не тронуто с тех пор, как они с отцом ушли. Вот мамин угол с образами, её вещами и огарком свечи, вот книги отца, инструменты, дальше кровать, печь, посуда, знакомый вид из окна на покосившийся сарай. Всё как раньше. Только он-то вернулся, а отец так и остался там, на болотах.
Жди здесь! приказал Хэварт спутнице и полез в погреб за припасами и оружием. Крышка оказалась приоткрытой, а внизу сильно заметны были следы непрошеных гостей.
«Меня искали, с ехидным злорадством подумал Хэварт. Только не в том погребе».
Прятаться от солдат у себя дома станет только наивный.
Алва терпеливо ждала возвращения человека, рассматривая деревянные игрушки, расставленные рядком на печке. Глаза эльфийки видели в темноте лучше. Она улыбалась нелепым кривым рожицам фигурок. Снова «камни», только теперь из дерева. Люди всё время хотят оставить после себя что-то каменное, нерушимое. И запереться в этом каменном склепе. Впрочем, их можно понять: они же не бессмертны.
Этого хватит на пару дней, проговорил Хэварт, до поясницы высовываясь из погреба и ставя на пол мешок с припасами. Потом придут Они, а дальше уже всё равно Умрём вместе с городом.
Умрём, без понимания смысла повторила Алва.
Нет, мы не просто умрём. Мы заберём Их с собой. Как можно больше заберём. Ты обрушишь на врагов град стрел со стены, я опрокину чаны с кипящей смолой. Они не возьмут Маркгарт без потерь.
В глазах Хэварта появился азартный блеск, от которого Алве стало не по себе. Бывший хозяин дома снова скрылся под полом, но вернулся гораздо быстрее. Он достал оружие: кинжалы, луки, связку стрел. Нашёл и с десяток свечей, стопку старых книг.
Отец любил эти книги, пояснил Хэварт. Я должен проникнуться духом предков
Он попросил Алву нести снедь и свечи сам же пробовал уместить в руках всё остальное.
Перед самым выходом почувствовал неладное: чей-то сверлящий спину взгляд и шорох на лестнице, ведущей на второй этаж. Хотел обернуться, чтобы рассеять тревогу, но в тишине раздался отчётливый голос:
Тебе помочь, брат?
Хэварт почувствовал, как холодок на спине сменяется липким потом.
Верманд?
Да, Хэварт.
Что ты тут делаешь, Верманд?
Просто хочу тебе помочь, брат. Когда тебя не нашли, я сразу понял: ты остался. Умирать остался. Вместе с тем, что тебе было дорого. И я тоже спрятался