«Мяч на твоей стороне! говорил её жест. Не ударь в грязь лицом».
Я понял по её закрытым глазам, что она не хочет знать, что происходит внизу, не хочет принимать участие в надевании резинки. Всё должно быть естественным и безопасным.
Мои движения соответствовали ожиданиям. Данголия, прикрывая веки, облизывала губы. Её ножки раскрылись, обнажая широкую поверхность таза. Углубление под выпуклым лобком таило складочку, хорошо просматриваемую сквозь тонкую ткань трусиков.
Я плавными движениями тигра, наполненными лаской и вниманием, стянул с Данголии трусики. Её цветок, слегка приоткрытый розовой мякотью, с восторгом отозвался на поглаживание пальцем. Данголия выгибалась в пояснице, страдая от томления. Она сложила ножки коленками в стороны, подтянула пяточки вверх, раскрываясь ему навстречу во всей красе. Её киска была тщательно выбрита за исключением курчавого чёрного треугольника на покатом лобке. Я не выдержал и приложился ртом к розовой щели. Как давно не ласкал женский клитор. Мой язык полностью накрыл сочащуюся нежную грушу, раскрывая её губки, раскладывая их над две стороны. Треугольный капюшончик по центру с продолговатым нежным утолщением заиграл на языке. Равно, как и девочка, сходящая с ума под моими прикосновениями. Она дрожала, издавая стоны, похожие на всхлипы. Обхватив себя за грудки, Данголия тазом выводила восьмёрку, будто вырываясь из цепких объятий. Я обхватил её за бёдра, найдя упор в косточках, и слился ртом в танце.
Она страдала, водила язычком по пересохшим губам, закусывая их. Её закрытые веки изредка обнажали закатывающиеся зрачки.
Я быстро скинул с себя джинсы с трусами, раскатал презерватив на колом торчащем члене и, осторожно опустившись между бёдер Данголии, локтями и коленями придерживая массу тела, воткнулся в основание груши. Направил член рукой и сразу проник на три сантиметра. Застыв, и дал телам приспособиться, привыкнуть. Наконец, нежным продавливанием он заскользил по тугому, сдавливающему влагалищу, забирая Данголию по сантиметру, пока все двадцать не остались в ней. Она обхватила меня ножками на пояснице, стесняясь использовать руки. Казалось, она танцует с членом внутри, выдерживая расстояние, пальчиками диктуя ритм, стесняясь спросить, может ли она рассчитывать на большее.
Я, целуя нежные губки, невольно наращивал темп внизу. Не отдавая отчёта в происходящем, животная страсть захватила меня чёрным заревом, подчинила волю. Найдя упор в локтях и коленях и убедившись, что кровать неподвижно закреплена в углу комнаты, я расслабился в одном желании раствориться с Данголией в танце любви. Мои бёдра обрушивались. Выгибаясь в пояснице, я складывался над девушкой. Мышцы заиграли на спине. Прибивая Данголию, я разбил текущую киску в тихо чавкающую мембрану. Член стал похож на железный кол, как сук вросший в лобок, лакающий рог изобилия, готовый пролиться семенем, достаточно лишь удовольствию перелиться через край.
Отсутствие секса отучило меня кончать, оргазм не спешил выплёскивать соки, и я собирался, вызревал, скапливаясь в яйцах болезненным томлением.
Данголия ускорила точку невозврата. Её нежное хлюпающее влагалище тихими спазмами возвестило наступление разрядки. Забившись в припадке, неконтролируемом срыве в пропасть, девушка вцепились ногтями в спину, захрипела, пяточками прохаживаясь по ягодицам.
«Вот бестия!» восхищённо думал я, срываясь за ней в оргазм.
Член, хаотично слившийся с тазом Данголии, забился глубоко внутрь, заёрзал, вгрызаясь головкой в матку. Он взрывался, застывая сталью, прокачивая густые струи спермы, вновь и вновь доказывая господство твёрдой плоти над нежным цветком.
Данголия принимала его самоотрешённо. Распахнувшись объятиями для меня, она испытала невероятный оргазм, несравнимый с тем, что она испытывала раньше во время мастурбации. То было лишь жалкое подобие удовольствия, которое накрыло её сейчас. До звёздочек перед глазами, до дрожи в коленках, до гусиной кожи по заднице, до жара в паху, будто раскалённая печка взорвалась от закиданных в неё дров.
Она обнимала меня, обвивая всем телом, целовала в ушко, носик, губки, шептала, всхлипывая:
Я люблю тебя, обожаю.
Я улыбался счастливой детской улыбкой, его щетина царапала лицо.
Я тоже тебя люблю, зайка. Очень люблю.
Мы долго лежали в объятиях друг друга, не желая расставаться с замком любви, сплетённым внизу. Тела липли, руки скользили, повторяя опыт, губы искали подтверждения свершившегося. На этом пике удовольствия я и заснул
Вступление в дерьмо
Я проснулся, как от толчка. Сразу открыл глаза и увидел просто темноту в комнате, если бы не телевизор. Но он не показывал ничего, просто показывал белую поверхность и издавал звук, который я бы назвал «белый шум». Смесь шипения и неравномерного потрескивания.
Данголии в комнате не было. Значит, соскочив с обмякшего члена, она таки отправилась разглядывать «событие века» в небе над миром. Ну и ладно.
В многоквартирном доме было тихо, как ночью. Я отодвинул штору на окне и обнаружил, что за окном уже давно рассвело. Пошел на кухню, сварил себе кофе и плотно позавтракал. Когда я вышел в подъезд, то в приоткрытую дверь соседей услышал истерический плач соседки. Было непонятно, что это она так разошлась с утра. Я шагнул к ней во входную дверь.
Лина, так звали соседку, не молодая дама, практически раздетая, сидела свесив ноги на широком разложенном во всю ширину диване в большой комнате и взахлеб рыдала, закрыв руками лицо. Вокруг на полу были разбросаны в беспорядке какие-то вещи, словно она искала и не находила что-то. Распахнутый нежно розовый пеньюар оттенил и дал обозреть ее спелые груди, не тронутые судя по виду ни беременностью, ни родами, ни кормлением детей. Широко раздвинутые ноги давали подробно разглядеть промежность между бедер, розовую, нежную, желанную. Я и ранее смотрел на соседку с вожделением, но разглядеть ее поближе не удавалось. Тем более не ожидал увидеть ее столь раздетую. Она всегда как-то мгновенно пряталась от моих приветствий и обращений на лестничной площадке за входную дверь, что-то тихонько буркнув в ответ. Вызывая больше вопросов и желаний рассмотреть ее подробно.
Вот теперь, войдя в квартиру очень тихо и защелкнув за собой входную дверь, я стоял напротив нее и внимательно разглядывал ее практически в упор. Только она не слышала меня, затаившего дыхание, и не видела, закрыв лицо руками. Желание совокупиться с ней просто стало накатывать на меня, как на мальчишку, впервые увидевшего голое женское тело на начале собственного полового созревания. Я сделал к ней шаг и погладил по голове.
Вы? вскрикнула она. Откуда Вы? Кто? и схватилась обеими руками за мою кисть. Словно наручниками, клещами, кандалами притянула руку к себе.
Да я это, я, улыбнулся в ответ. Сосед по площадке. У Вас была дверь приоткрыта на лестницу. Нельзя же быть такой неосторожной.
То я специально оставила ее открытой. Вдруг кто-то будет проходить мимо и зайдет на помощь, она говорила быстро и не понимала глаза вверх. Только продолжала крепко держать мою руку. Вот Вы и зашли. Спасибо.
Какая помощь Вам нужна? спросил я, не понимая, о чем шла речь.
Лина прижала мою руку к своей груди, положив ее ладонь мягкую, прохладную, со стоящим соском на большой ореоле. Сосок уперся в центр ладони, и я не стал этому противиться.
Мне надо помощь, помощь твердила она некоторое время, пока я не взял в другую ладонь другую грудь. Тогда она словно успокоилась. Только не уходите, пожалуйста.
Не буду, не буду уходить, успокоил я ее. Только разденусь. Не волнуйтесь.