В саду накрывали огромные фуршетные столы. С минуты на минуту ожидалось прибытие политических деятелей мирового масштаба, которые пожелали выразить признательность — возможно, в последний раз — этому легендарному, почти мифическому путешественнику.
— Пошли, — сказал старик. — Хочешь посидеть в машине времени? Такое еще никому не дозволялось, ты и сам знаешь. Хочешь стать первым?
Ответа не потребовалось. От старика не укрылось, как заблестели и увлажнились глаза молодого гостя.
— Да ладно тебе, — забормотал старик. — Будет, будет, чего уж там…
Стеклянная кабина лифта скользнула вниз и перенесла их на цокольный этаж, где посреди белоснежного зала стоял…
Умопомрачительный аппарат.
— Ну вот. — Стайлз тронул какую-то кнопку, и пластиковый футляр, сто лет защищавший машину времени, отъехал в сторону. Старик кивнул. — Залезай. Садись.
Шамуэй медленно пошел к машине.
Стайлз тронул еще одну кнопку, и машина, вспыхнув изнутри, стала похожей на затянутую паутиной пещеру. Она вдыхала годы и тихо выдыхала воспоминания. По ее хрустальным венам летали призраки. Великий бог-паук за одну ночь соткал для нее ковры. Она была обитаемой; она была живой. Ее механизм омывали невидимые приливы и отливы. В ее чреве хранился жар солнц, таились фазы лун. С одного края, вся в клочьях, металась осень, а с другого подступали снежные зимы, которые влекли за собою весенние цветы, чтобы опустить их на поляны лета.
Не в силах произнести ни звука, молодой репортер вцепился в подлокотники мягкого кресла.
— Ты не бойся, — приободрил его старик. — Я же не отправляю тебя в путешествие.
— Да я бы не возражал, — отозвался Шамуэй.
Старик вгляделся в его лицо.
— Верю. Ты похож на меня — каким я был сто лет назад. Ни дать ни взять, мой названный сын!
Тут молодой гость прикрыл глаза; ресницы поблескивали влагой, а витавшие со всех сторон призраки сулили бессчетное множество завтрашних дней.
— Что скажешь? Как тебе нравится мой «конвектор Тойнби»? — порывисто заговорил старик, отгоняя грезы.
Он отключил подсветку. Репортер открыл глаза.
— «Конвектор Тойнби»? Что это?..
— Ага, еще одна загадка? Так я про себя зову этот аппарат — в честь великого Тойнби, блестящего историка, который сказал: любая общность, любая раса, любая цивилизация, которая не стремится поймать будущее и повлиять на него, обречена превратиться в прах, остаться в прошлом.
— Он прямо так и сказал?
— Примерно. Да. Так вот, можно ли выдумать лучшее название для моей машины? Ау, Тойнби, где ты там? Вот тебе ловушка для будущего!
Старик схватил гостя за локоть и вытянул из кабины.
— Хорошего понемножку. Времени у нас в обрез. Сюда вот-вот пожалуют сильные мира сего. А потом Стайлз, ветеран путешествий во времени, сделает последнее эпохальное заявление! За мной!
Вернувшись на крышу, они посмотрели вниз, где уже собирались знаменитости и полузнаменитости со всего света. На подъездах образовались пробки, небо заслонили вертолеты и бипланы. Дельтапланам не осталось места; они, как стадо цветных птеродактилей, уже давно томились на краю обрыва, сложив крылья и подняв носы к облакам.
— Надо же, — прошептал старик, — все это — в мою честь .
Репортер взглянул на часы:
— Без десяти четыре, начинаем обратный отсчет. Близится великое прибытие. Уж извините, но это я сочинил еще на прошлой неделе, когда писал о вас материал для «Новостей». Прибытие и отправление, которые слились в единый миг, когда вы, шагнув сквозь время, изменили будущее всего мира — от ночной тьмы к свету дня.