Ведь вместе с ней приходили голоса.
Про себя Стас называл их слуховыми фантомами, намеренно избегая слова «галлюцинации» было в нем что-то необратимое и медицинское, намекающее, что пора бы обратиться к психотерапевту.
Порой голоса смеялись, порой шептали, но никогда не пытались быть услышанными, они жили своей жизнью, как интершум в кино. А вода, будто проводник, позволяла им появляться.
Стас никому не рассказывал о проблеме: ни родственникам, ни друзьям, ни своей девушке. И если б ему дали возможность забрать часть информации из головы матери, он сделал бы и это, чтобы ни одна живая душа не знала о его ненормальности.
Он как мог справлялся с недугом сам, точнее, избегал его причины воды, этим и спасался.
Стас сделал короткий вдох и медленно выдохнул.
Сердце снова уместилось в груди, успокоилось, перестав колотиться, как взбесившийся барабан. Стас выкинул розовую от крови салфетку в мусорный бак, скользнул взглядом по зеркалу
И пульс снова участился.
В зеркальном отражении Стас увидел, как из швов между голубыми плитками кафеля сочатся набухшие крупные капли, темные, почти черные, текут вниз, оставляя ровные следы до самого пола.
Пространство туалета загудело, по стенам пробежала длительная вибрация.
Звук оборвался резко.
Ударила тишина.
Стас прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Сегодняшний гул не походил на его обычные слуховые фантомы. Это был уже не интершум или помехи, а самое настоящее соло.
Он обернулся, мельком оглядел кафельные плиты конечно же, чистые и поспешил покинуть мужской туалет. Вылетел оттуда, будто получил пинка, и пока шел по коридору до рабочего места, давил в себе желание запереться в ближайшей подсобке и переждать приступ панического ужаса, вжавшись в угол.
Пугало его и то, что до сегодняшнего дня настолько живых и красочных фантомов, связанных с водой, у него не возникало. Ему частенько снились кошмары, это правда. В них он тонул, прыгал в воду, давился ею, захлебывался, барахтался в яме с грязной жижей, но чтобы так ярко проецировать боязнь воды в реальность такое с ним случилось впервые.
Ты лицо тоже мыл? нахмурилась Ольга, дожидавшаяся Стаса у входа в кинозал.
Стас провел ладонью по лбу и понял, что вспотел, как бегун марафона. Он бы мог легко объяснить Ольге, что покрылся потом не просто так, что с детства боится воды и один ее вид вызывает в нем смертельный испуг, но вместо оправданий выдавил скупые слова благодарности:
Спасибо, что подменила.
Лучше уж прослыть потным кретином, чем терпеть насмешки, обнародовав настолько нелепый диагноз. Бояться воды как страдать аллергией на воздух, абсурднее болезни не придумаешь.
Он кашлянул в кулак и примостился у входа в зал «Д», подперев стену плечом. До конца сеанса оставалось сто девять минут, и можно было расслабиться.
Стас увлекся просмотром детских конструкторов в интернет-магазине «Умка» (в подарок младшему брату выбирал), но тут снова заметил на ладони кровь.
Кровь на той же самой ладони!..
Вот дерьмо, ругнулся он.
Уже собрался вынуть салфетки, как услышал, что его туфля тихо хлюпнула.
Он посмотрел вниз, на пол, и с хриплым выдохом прижался к стене, будто намеревался ее протаранить.
Телефон выскользнул из пальцев и плюхнулся экраном в воду, что заливала все вокруг.
Все вокруг.
Стас втянул носом воздух и прикрыл глаза, в мыслях сочиняя спасительную молитву: «Это не вода. Тебе показалось. Тебе сегодня вообще много чего кажется. Открой глаза и убедись, что ничего этого нет или трубу прорвало. Да, точно, могло прорвать трубу, и нужно просто вызвать техперсонал».
Все эти фразы пронеслись в голове за секунду.
И пока мозг искал хоть какое-то объяснение происходящему, туфли Стаса наполнялись водой, тяжелели, носки внутри их намокали, ступни охватывал холод.
«Это не вода, не вода. Стас понимал, что занимается самообманом: конечно же, это вода, и она заливает пол, но продолжал уговаривать себя: Тебе показалось, просто показалось, показалось, показалось»
О-оль, негромко позвал он, так и не открыв глаз, а даже плотнее зажмурившись. Оля, ты это видишь?
В ответ он услышал дробные удары капель о водную гладь, где-то совсем близко. От коленей к животу прокатилась волна оцепенения.
Стаса бросило в жар, и он крикнул уже громче:
Нас топит, звони техслужбе!
Наконец до него дошло: ему никто не отвечает, а сам он не слышит ничего, кроме звука капающей с потолка воды. Ни гомона людей, ждущих у входа в другой кинозал на противоположной стороне холла, ни тихой музыки и постукивания посуды в баре, ни звуков фильма «Отомстить грешному городу», что смотрят зрители в зале «Д».
В кинотеатре царила мертвецкая тишина, и казалось, в мире остались только он и вода он и вода его персональный ад.
По щеке хлюпнула капля, и Стас мгновенно распахнул глаза. Дыхание, которое ему удавалось сохранять почти ровным благодаря мысленному вранью, освоенному еще в детстве, перехватило.
Стас почувствовал, как рубашка на спине намокает не то от пота, не то от проступившей вокруг влаги и прилипает к коже как холодный полиэтилен.
Увиденное не поддавалось объяснению.
Холл кинотеатра и кафе были пусты и залиты водой. Она сантиметров на двадцать покрывала пол. Куски картонных декораций, листовки, салфетки, пакеты плавали на поверхности, как миниатюрные льдины. При этом вода не врывалась через двери и окна она сочилась из стен и потолка, ее словно генерировали мебель и сам воздух.
«Твоя гидрофобия принимает новые формы, только и всего», последние крупицы здравого смысла утонули в смятении, охватившем сознание Стаса.
Его затрясло так, как не трясло никогда. Не от ужаса, нет, а от того, что он, вероятнее всего, сошел с ума, что его мозгам требуется лечение.
Да он же псих, раз такое видит!
Стас и правда мог бы свалить все на болезнь и галлюцинации, но факты говорили об обратном: он вымок, по-настоящему вымок до нитки, будто успел понырять.
Голову и плечи расстреливала ледяная капель, заливала лицо. По спине и рукам текли ручьи. Рубашка, жилет и брюки, не говоря уж о туфлях, отяжелели от пропитавшей их влаги.
Возникло желание раздеться догола, чтобы убрать с себя, как грязь, эту мокрую одежду и больше не соприкасаться с ней. Крошечной частью сознания Стас понимал, что это ничем ему не поможет и наверняка даже сделает хуже, но тяжесть набухшей от влаги материи, как чугунный панцирь, прижимала его к полу.
Он стянул с себя жилет, бросив его тут же, у ног. Сдернул с шеи сдавившую горло бабочку и расстегнул верхние пуговицы на рубашке. Дышать стало легче.
Теперь оставалось самое сложное оторвать себя от стены.
Вода прибывала быстро и доходила Стасу уже до середины голени, а он не мог сделать ни шага, даже пошевелить ногами вода будто зацементировала его в себя. Всем естеством Стас ощущал, как она завоевывает пространство. Как течет по лестнице зала «Д», переливается по его мягким, обтянутым ковролином ступеням, как неумолимо и почти беззвучно заполняет холл, коридор, весь торговый центр.
И с каждой секундой бездействия к нему приходило осознание: если он простоит у стены еще полчаса, ничего не предпринимая и, как немой зритель, наблюдая за наводнением, то останется здесь навсегда.
Только это был еще не ад.
Ад наступил через несколько минут.
Здание погрузилось в темноту, подсветка и лампы на потолке первого этажа погасли. Электронное табло часов, что висели над баром, мигнуло, и на нем вспыхнули ярко-красные цифры: 23:04.
Кто-то дышал. Там, за баром, кто-то дышал. Тяжело и неровно.
Потом прозвучал резкий и смачный треск, будто сломался гигантский карандаш, а затем зазвучал оркестр, музыку подхватило эхо. Звук шел из зала «Д», но не имел ничего общего с «Отомстить грешному городу». Это была композиция совсем из другого фильма, или мюзикла, или чего-то еще. Тревожная, мрачная и в чем-то торжественная мелодия, похожая на траурный марш или