Я обречённо выдохнул. Внизу заскрипели ступени. Дукат насторожился. Он выставил локоть в сторону люка и уложил револьвер на сгиб. Мы замерли. Дукат казался невозмутимым, но я видел, как подрагивает ствол. Шаги приближались. Кто-то невидимый поднимался по винтовой лестнице к люку. Он остановился, стало тихо, потом скрипнули петли, но крышка не подалась. Раздался удар, и рундук глухо подпрыгнул.
Чёрт, сильная тварь! сказал Дукат. Полезайте наверх.
Собрав волю в кулак, я вскарабкался на рундук. Дукат встал рядом, широко расставив ноги. Ствол пистолета он направил на край крышки, торчащий из-под нашей импровизированной баррикады. Снизу стукнули ещё раз, и по тому, как подпрыгнул неподъёмный ящик под моими ногами, я понял, что удар такого кулака пробьёт мне грудь насквозь. Я встал на колени и обеими руками вцепился в крышку.
После следующего удара затрещало дерево. Ещё один удар, и кусок доски просвистел в дюйме от носа Дуката. В образовавшуюся дыру просунулась рука и зашарила по полу. Дукат дважды выстрелил в кисть. Рука исчезла, с лестницы раздался истошный крик, совершенно человеческий. Дукат упал на колени перед дырой в люке и выстрелил ещё дважды. Вопль оборвался, влажно врезалось тело в пол далеко внизу.
Их можно убить, хорошая новость, ухмыльнулся Дукат и подхватил четыре патрона с пола. Быстро загнав их в барабан, он встал наизготовку. Внизу было тихо, по лестнице больше никто не поднимался. МакАртур, сказал он шёпотом. Ветер стихает. Посмотрите в окно: новые твари не лезут?
Я прокрался к своему старому наблюдательному пункту и уставился в темноту. Сначала ничего не происходило, потом я увидел, как от стены маяка внизу отделились две тени. Они тащили за собой третью. Поднесли её к обрыву и, раскачав, зашвырнули в океан. Тени бегом вернулись ко входу в маяк. Внизу послышалась возня, металлический скрежет. Свет маяка начал угасать, в фонаре наступила темнота.
Они перекрыли трубу? Изумлённо спросил я.
То, что они разумны, я понял по вашему рассказу, а Маршалл прекрасно знает, как тут всё устроено, ответил Дукат.
И что мы будем делать?
Ждать, он спокойно достал из кармана флягу, отхлебнул сам и протянул мне.
Внизу движение продолжалось. Звенел металл, потом что-то разлилось, забурлило. Я напряжённо прислушивался к звукам снизу.
Кажется, мы остались без топлива, сказал я.
Паршиво, равнодушно ответил Дукат, вынимая из кармана новые патроны взамен использованных.
Буря за окном постепенно затихала, ветер разогнал тучи. Показалась полная луна, а на востоке небо посерело, даря надежду. Возня внизу продолжалась, но там было темно, а стрелять наугад Дукат не хотел. Потом наступила тишина, перемежаемая тихими щелчками, едва различимыми среди бульканья карбида. И, когда мы думали, что твари ушли, совсем близко раздался ровный голос:
Мы дарим вам ещё один день.
Дукат выпустил в люк всю обойму, но снизу раздался смех, такой же ровный и невесёлый, как и голос перед этим. Пока мой начальник с дымящимся пистолетом, тяжело дыша, смотрел на повреждённый люк, я кинулся к западному окну.
От маяка, пригнувшись к земле, бежали два человека. Их движения были невероятно быстрыми и резкими, как у тараканов или ящериц. Один скользнул в расселину, а второй задержался на краю. В слабом свечении зарождающегося утра я готов поклясться, что видел: приложив руку по военно-морскому, козырьком, он отдал честь и нырнул следом.
Когда солнце показалось над горизонтом, мы сдвинули рундук и открыли люк. Пол внизу был залит водой, ёмкости с карбидом пусты. Едкий запах ацетилена говорил, что всё наше топливо без всякой пользы ушло в воздух. Хоть вслух я ничего не сказал, Дукат ухмыльнулся:
Не всё. Идёмте.
Мы зашли в спальню, он полез под четвёртую, пустующую койку и выволок за ручку нетронутую ёмкость. Наши безголовые матросы очень торопились, и расставили их как попало. Одну деть было некуда, я сказал запихать под кровать.
Мы внимательно осмотрели все части нашей ацетиленовой горелки. Ёмкости были вскрыты и опрокинуты, но трубы остались целыми.
Ремонта на несколько часов, к темноте можно попробовать закончить, заключил Дукат. А что с лодкой?
Мы заглянули в пристройку. Лодка лежала нетронутой, вёсла тоже.
Ну, что будем делать? Скажу сразу: у нас мало шансов пережить следующую ночь.
И что вы предлагаете, сэр?
Я постараюсь восстановить работу маяка, а вы можете попробовать на лодке добраться до берега. После такой ночки эти твари, думаю, отсыпаются. По крайней мере у кого-то будет возможность выжить.
И вы хотите, чтобы я на вёслах проплыл два десятка морских миль?
Да, спокойно сказал Дукат. А я попытаюсь отбиться от этих тварей. Готовы? Или предпочтёте сдохнуть со мной, даже не попытавшись?
Дождавшись моего согласия, он ушёл в спальню и вернулся через несколько минут с исписанным листком.
Доберётесь в Каслбэй, отдайте это письмо комиссару, он меня знает. Будет расспрашивать отвечайте всё, как есть. Поняли? МакАртур, что за смертная бледность на вашей шотландской физиономии? Возьмите себя в руки! Он вытащил фляжку и почти насильно влил в меня остатки бурбона. Полегчало? Потащили.
Мы отволокли лодку в бухту и спустили на воду.
Давайте, МакАртур, обойдёмся без долгих прощаний. Удачи вам! сказал он и начал раскуривать трубку.
Вам тоже! ответил я, прыгая в шлюпку.
Я плыл уже очень долго. Солнце поднялось в зенит, но прогреть холодный воздух оно не могло. Так и существовали они: светило отдельно, мороз отдельно. Чтобы не задубеть, я упрямо продолжал грести. От усталости шумело в ушах, горели перетруженные мышцы, волдыри на ладонях полопались и пачкали кровью вёсла: синее и второе, зелёное, со следами зубов. Я продолжал двигаться, но земля всё не появлялась. Солнце клонилось к закату, над морем белесыми струйками начал подниматься туман, но я упрямо грёб вперёд.
От усталости я не заметил, как накренилась лодка, а, когда капли забарабанили в дно лодки за моей спиной, не смог даже пошевелиться. Мокрая рука, покрытая чёрными волосками, обхватила меня за грудь, стальным обручем вжимая руки в бока. Мокрая ладонь легла на макушку, неодолимо клоня голову к плечу. Железистый запах рыбьей крови ударил в нос. Удивительно, но панический ужас сменился облегчением. Всё кончено. Мне больше не надо бороться за свою жизнь, не надо грести, превозмогая боль в мышцах и натёртых до кровавых мозолей ладонях.
Я сделал всё, что мог, услышал я голос Томми. Длинный раздвоенный язык коснулся моей шеи, и от его движения кожа онемела. Когда её прокусили острые клыки, я ничего не почувствовал. Я совсем забыл, что мне сказал Томми в ночной бухте Эйлин-Мора: «Смерть не самое страшное».
***
Я очнулся в мерцающей синеве на белой равнине, волнами уходящей вдаль, и не сразу понял, где я, а, когда понял, в панике закрыл рот рукой. Между пальцами натянулись бледные перепонки, лёгкие заполнились водой. Вода окружала меня, заполняла, нежно струилась по коже, как тончайший песок под моей спиной, не тёплая и не холодная, она стала моим воздухом.
Ухватившись за камень, обросший кораллом с розовыми рожками, похожими на мёртвые пальцы, я поднялся. Коралл под моей рукой рассыпался в труху. Я понимал, что произошло, но всё ещё надеялся, что всё это бред умирающего разума. Оттолкнувшись от дна, я легко взлетел к смутной фигуре надо мной. Мой молодой друг Том неподвижно висел в толще воды и улыбался пастью, полной острых акульих клыков.
Простите, мистер МакАртур, виновато сказал он, но у меня не было выбора. Скоро вы поймёте, что здесь ни у кого нет выбора и простите меня.
Я коснулся языком зубов и что-то длинное и тонкое, похожее на раздвоенный змеиный язык, мелькнуло перед глазами.