И если свой страх ослепнуть Даня заедал большим количеством вкусной и не самой полезной еды, которая пока не откладывалась на его боках благодаря хорошей папиной генетике и активно растущему организму, то я преодолевала свои страхи ежедневной дозой антидепрессанта. Двадцать миллиграмм содержащегося в нём ингибитора обратного захвата серотонина меняли химию в нейронах моего мозга и позволяли противостоять депрессии, которая лишь усилилась после недавней смерти мужа. Антидепрессант делал меня вялой и сонливой, однако без этой волшебной таблетки я пребывала в полной апатии и не могла подняться с постели, чтобы позаботиться о себе и детях.
Внезапная смерть Олега настолько надломила меня, что мир вокруг внезапно лишился всех своих красок и погрузился в непроницаемую тишину, которая лишь усугублялась короткими зимними днями с низко висящим над головой грифельным небом и царящей за окном большую часть суток темнотой. Поэтому искусственное повышение настроения с помощью антидепрессанта было для меня отнюдь не прихотью, а острой необходимостью в выживании и сохранении способности держаться на плаву.
Так мы и жили с детьми последние полгода. Я сидела на таблетках и соблюдала с Лизой её спортивную диету с отказом от мучного, низким содержанием жиров, соли и сахара, а также большим количеством зелени, овощей, рыбы, белого мяса и сложных углеводов. Даня же в плане еды ни в чём себе не отказывал и проводил большую часть свободного от школы времени в своей комнате, делая уроки за себя и сестру, а также читая энциклопедии, смотря научные передачи и собирая из ЛЕГО звездолёты.
Последнее время мой сын увлёкся изучением ближнего космоса и стал грезить о пилотируемом полёте на Марс, для чего собирался построить космический корабль, который доставил бы его на красную планету со всем необходимым для терраформирования оборудованием. Я не решилась вставать на пути у детских фантазий Дани, понимая, что желание покинуть Землю во имя создания обитаемых условий жизни на Марсе было вызвано подсознательным стремлением моего мальчика пережить смерть отца и сбежать от пугающей реальности.
Будучи ребёнком, Даня оказался не в силах придумать ничего лучше для оживления своего опустошённого смертью папы мира, чем оставить Землю ради мёртвой красной планеты, которую пожелал наполнить жизнью, вернув тем самым к жизни самого себя. Понимая это, я не жалела денег на дорогие конструкторы для новых звездолётов Дани, надеясь, что их возведение поможет моему сыну пережить это тяжёлое время без приёма искусственно изменяющих химию мозга лекарств, которые вынужденно принимала я.
Что касается Лизы, её аналогом антидепрессанта являлся лёд с многочасовыми тренировками до полного изнеможения, не оставляющими моей дочери времени и сил на уныние и хандру. Смерть отца сделала Лизу более замкнутой и отстранённой от школьных товарищей и подписчиков в социальных сетях. Моя девочка практически перестала выкладывать свежие фото в интернет и полюбила, подобно брату, коротать долгие зимние вечера в своей комнате, часами слушая в наушниках любимую музыку.
Когда несколько недель назад Лизе торжественно вручали на полной зрителей ледовой «Арене Рига» первую в жизни моей дочери золотую медаль за победу над двадцатью фигуристками одиночницами не старше двенадцати лет, Лиза не скрывала своих слёз. И пусть другие фигуристки и их родители думали, что заслуженно стоящая на верхней ступени пьедестала Лиза плачет от переполняющего её счастья, я была единственной, кто знала, что моя дочь проливала слёзы от душевной боли по любимому отцу, посвящая ему свою победу, которую Олег так и не увидел.
Замкнутые в своих переживаниях, каждый из нас провёл последние шесть месяцев в уединённых застенках своих комнат, почти не разговаривая друг с другом и не выбираясь за пределы нашей квартиры, чтобы отдохнуть, как мы прежде делали всей семьёй каждые выходные с Олегом. Понимая, что ни к чему хорошему это в итоге не приведёт, и нам необходимо хоть изредка бывать на людях, чтобы быстрее вернуться к нормальной жизни, я с большим трудом сумела выманить сегодня детей в «Акрополь», заманив в него Лизу всесезонной ледовой ареной, а Даню сырной пиццей с пепперони.
И вот мы сидим втроём за столиком семейного ресторана, слушаем доносящуюся из колонок над нашими головами рождественскую музыку и едим остывающую пиццу, изображая из себя обычную семью, ничем не отличающуюся от тех, что сидят рядом с нами за соседними столами. И пусть пока это получается у нас не слишком убедительно, это всё же лучше, чем безвылазно сидеть зимними вечерами дома и пассивно ждать, что наша жизнь сама собой наладится, и мы вскоре соберёмся в гостиной нашей квартиры, чтобы посмотреть новую новогоднюю комедию или очередные «Звёздные войны».
Знаю, как раньше уже не будет, однако в этот субботний вечер накануне католического Рождества мы смогли преодолеть самих себя и сделали маленький шажок на пути к общему душевному исцелению, сколько бы времени оно в итоге не заняло.
Спустя четверть часа Лиза кое-как склевала два очищенных ею от пепперони кусочка пиццы, в то время как я съела на один кусок больше дочери, а Даня играючи расправился с четырьмя кусками, после чего мы приступили к молочным коктейлям. Когда и вкусные напитки благополучно остались на дне пустых стаканов, мы с детьми встретились глазами, и я приступила к выполнению нашего семейного ритуала.
В полной тишине я взяла последний кусок пиццы и переложила его в пустую тарелку рядом с моей, после чего налила из бутылки немного воды в чистый стакан. Затем мы взялись с Лизой и Даней за руки и, закрыв глаза, я начала тихо шептать молитву о небесном упокоении души Олега.
Подобным образом мы с детьми ежедневно почитали за трапезой память Олега, показывая друг другу и самим себе, что помним главу нашей семьи и не собираемся забывать его, оставляя в неумолимо стирающемся со временем из памяти прошлом. Данный ритуал за обеденным столом не только незримо объединял меня с Даней и Лизой переживанием общего горя, но и разделял его на троих, помогая смягчить живущую в сердце каждого из нас боль. Уверена, всем нам это было крайне необходимо, особенно мне, поскольку вся ответственность за детей со смертью мужа легла на мои плечи, и я боялась не выдержать эту ношу, учитывая моё подавленное психологическое состояние.
Завершив молитву, я открыла глаза и вздрогнула от неожиданности, увидев её мрачно стоящей прямо надо мной у стола. Женщина в чёрном траурном платье, длинных чёрных перчатках по локоть и с непрозрачной вуалью, покрывающей лицо женщины до губ, пугающе возвышалась надо мной. За долгие годы, что моя тёмная попутчица неотступно преследовала меня, то и дело внезапно возникая передо мной, когда я меньше всего этого ожидала, я так и не научилась спокойно её воспринимать, хотя у меня было для этого более чем достаточно времени.
Я понимала, что женщина в чёрном существует лишь в моей голове, поэтому никогда не рассказывала о ней мужу и детям, дабы не тревожить их своими видениями, свойственными душевнобольным людям. За последние пятнадцать лет я просто свыклась с неотъемлемым существованием моей тёмной попутчицы, которая напоминала своим появлением о совершённых мною прежде ошибках, и считала женщину в чёрном исключительно своей ношей и проклятием.
Всё хорошо? спросила меня Лиза, заметив, как я вздрогнула.