– Не то слово. Крепко перебрал вчера?
– Крепко, – признался я.
– Оно и видно. – Он начал раскладывать газеты по почтовым ящикам. – Погоди‑ка, а не ты тут вчера с двумя бомжами поцапался?
– Да нет вроде… – неуверенно пробормотал я.
– Ну точно, ты, – непонятно чему обрадовался старик. – Один из них тебе еще фингал под глазом поставил. – Он присмотрелся ко мне повнимательнее. – Ага, так и есть, светится‑то фонарь. А уж какую, Вась, ахинею ты нес! Будто вернулся ты только что из командировки… э‑э… из какой‑то там Занзибарской губернии, где вместе с каким‑то Сократом новенькими «жигулями» одаривал тамошних психов, и что был ты Дедом Морозом, а этот твой Сократ вроде как в учениках у тебя ходил и мешок с «жигулями» за тобой таскал. – Он снова покачал головой. – Плохи твои дела, Василь Петрович, заговариваться начинаешь. Как бы рецидив у тебя не вышел. Что, так ничего и не помнишь?
Я ощущал, как запылали у меня уши. Стыдобень да и только!
– Ни‑че‑го, – развел я руками. – Ничего, Иваныч. Хоть режь.
– Нельзя так, Вась, меру знать надо. Послушай меня, старика, уж я‑то в этих делах толк понимаю.
– Стоп, Иваныч, осади назад. Я и сам секу, что я кретин, идиот и безмозглый осел, и поэтому читать мне мораль бесполезно. Не надо, Иваныч, мне мозги продувать, там так и так ветер гуляет.
– Так я ж хочу как лучше…
– Все хотят как лучше, а выходит все наоборот, – философски заметил я. – Жизнь, она ведь непредсказуема, Иваныч, а мы все равно как слепые кроты, тычемся своими сизыми носами и ни хрена не видим. Вот ты, к примеру, знаешь, что бывают настоящие Деды Морозы?
Иван Иваныч снова закачал головой, продолжая соболезновать и сокрушаться.
– А! – завопил я. – Я так и знал! Думаешь, я с катушек съехал? Думаешь, думаешь, не крути башкой‑то. Только ты дико ошибся во мне, Иваныч, я, к твоему сведению, трезв и в твердой памяти, и с котелком у меня все в норме, это уж точно.
– Вот и вчера ты то же самое твердил, – давя на меня косяка, прошамкал Иваныч и опасливо отодвинулся от греха подальше.
– Ага, значит и вчера я был трезв!
– Да уж трезвее некуда.
– Нет‑нет, ты послушай, Иваныч!..
Но Иваныч слушать больше не желал. Он торопливо запихивал корреспонденцию в почтовые ящики и явно намеревался улизнуть от меня в первый же удобный момент. Я видел, как трясутся у него руки – то ли тоже с перепою, то ли со страху. Я снова затосковал.
Иваныч тем временем закончил свою почтальонскую деятельность и собирался было уже дать деру, но тут…
– Э, э, погоди, – остановил я его, хватая за плечо, – ты что же, Иваныч, мой ящик‑то пропусти? Думаешь, я не видел? Почему, спрашивается, газету в него не вложил?
Иваныч совсем сник и уставился на меня, как таракан на вошь.
– А для тебя нету никакой газеты, – пролепетал он таким тоном, словно я предложил ему собственной задницей опробовать новую модель электрического стула.
– Как это нету? – взъерепенился я. – Как это, спрашивается, нету? Всем есть, а мне, значит, нету? Ты, Иваныч, не темни, выкладывай начистоту: где газета?
Теперь я держал его за грудки, ноги его едва касались пола. Я был страшно зол и возмущен до глубины души.
– Ой, Василь Петрович, не надо, – заскулил Иваныч, выкатив круглые, как у совы, шары, – я желудком слаб, ты же знаешь. Как бы… того… чего не вышло…
Я опустил старого козла на землю.
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...