Придется тебя обыскать, сокровище мое, промурлыкал он, словно не замечая раны на груди.
В голосе появились незнакомые хрипловатые нотки, от которых или все от того же проклятого холода моя кожа покрылась мурашками.
Снова приблизившись, он начал выдергивать булавки, соединяющие бока платья с центральной вставкой корсажа. Я забилась тщетно.
«Надо было не пробивать нервы, а сразу останавливать сердце», запоздало сообразила я. Что ж, задним умом мы все крепки.
Пусти, у меня больше нет оружия, всхлипнула я. Правда!
Он покачал головой, продолжая быстро и умело расправляться с булавками. «Явно не одну даму раздел за свою жизнь», мелькнула нелепая мысль.
К слову, что это было такое? поинтересовался он, когда стомак полетел на пол. Чем ты меня так дернула?
Не скажу, выдохнула я.
Есть вещи, о которых нельзя знать мужчинам, это я усвоила с самого детства. Вроде лунных дней. Или магии, доступной некоторым женщинам.
Он усмехнулся, высыпал на пол булавки из кулака. Стянул полупрозрачную косынку, прикрывающую декольте, я вздрогнула, когда шелк щекотнул кожу. Блад провел кончиками пальцев по моей шее к груди до выреза сорочки. Шепнул, склонившись к уху:
А если я очень-очень хорошо попрошу?
Сердце замерло, ухнуло в низ живота и почему-то забилось там, разлилось жаркой волной по телу, а в следующий миг снова окатил холодом страх. Во рту пересохло, и я замотала головой, не в силах выдавить не слова.
Показалось мне или он коснулся губами моей шеи?
Показалось, потому что в следующий миг он резко распахнул полы моего платья и распутал завязки верхней юбки. Стой я свободно, тяжелая ткань упала бы на пол, но я все еще была прижата к стене, и юбка осталась на месте. Впрочем, я недолго радовалась. Блад дернул юбку книзу. Выпрямившись, оглядел меня с головы до ног с ледяным выражением лица. Отвязал с моей талии карманы.
Отдай, это мое! вскрикнула я.
Было ваше стало наше, ухмыльнулся он, прощупывая ткань.
Слезы в который раз навернулись мне на глаза в карманах были все украшения, что мне удалось прихватить из дома. С идеей подарить караульному перстень и улизнуть с корабля придется проститься. Ох, да о чем это я! Похоже, мне скоро с жизнью придется проститься!
Блад вытряс содержимое карманов на стол, хмыкнул.
Негусто.
Тебе с твоими головорезами и этого много будет, огрызнулась я.
Он вернулся ко мне, сдернул с меня нижнюю юбку. Оглядел корсет.
Если я освобожу тебя, не будешь брыкаться?
Еще как буду!
Он все равно меня убьет, и хорошо, если сам, а не отдав команде. Так смысл не брыкаться? Чтобы ему удобней было сперва меня обесчестить, а потом убить? Нет уж, сам это затеял пусть сам и думает, как стащить с меня корсет.
Вот когда я порадовалась, что все мои мучения с этой деталью туалета оказались не напрасны! Даром что в дорогу мне пришлось сделать корсет как у простолюдинки не лиф, а просто корсаж, что заканчивался под мышками. Все равно без служанки и одевание и раздевание каждый раз превращалось в мученье. Зашнуровать корсет, перевернув застежкой вперед. Развернуть как положено, расправить рубашку, которая, естественно, уезжала вслед за ним, затянуть шнуровку, едва не вывихнув плечи из суставов, кое-как завязать, а вечером пытаться ее распустить, снова изгибаясь в самых немыслимых позах.
Вот пусть теперь Блад ломает голову, как стащить корсет, не отлепляя меня от стены. Чем дольше он со мной провозится, тем дольше я проживу. Хотя странно, что он просто не перерезал мне горло в отместку за рану. А я, дура, поначалу сочла его джентльменом.
Пират приблизился, обнял, пробираясь ко мне за спину. Отшатнулся, когда я попыталась вцепиться зубами ему в шею. Выругался.
Сама напросилась.
Он снял со стены нож, вернулся ко мне. Страх снова сковал льдом тело: одно дело понимать, что конец неизбежен, другое когда он обретает вполне реальные очертания. Блад поддел верхний край корсета я взвизгнула, когда его пальцы коснулись груди. Пират потянул плотную ткань на себя, подцепил ножом, одним движением располосовав надвое. Я закашлялась, слишком резко вздохнув. Закружилась голова, и потемнело в глазах, а когда я опомнилась, последняя нижняя юбка лежала на полу, оставив меня в одной батистовой сорочке чуть выше колен и чулках.
Блад обшарил меня взглядом. Щеки стали горячими и тяжелыми проклятый батист был почти прозрачным.
Так, с этим все ясно, проговорил он, и бархатный голос, казалось, стал еще ниже. Остались юбки.
Он присел у моих ног, посмотрел снизу вверх, и я зажмурилась, чтобы не видеть его взгляда. Всхлипнула, поняв, что он может разглядеть. Да даже Джек не видел меня в одном белье, не говоря уж
Стыд кипятком растекся по телу, почему-то собравшись жаром внизу живота.
Говорю же тебе, у меня нет оружия, прошептала я. Зачем?
Ты говорила, что и золота у тебя нет, а в этой груде оборок можно любовника спрятать, ухмыльнулся он.
Мои лодыжки вдруг обдало жаром, а потом в них точно впились десятки раскаленных игл. Я взвыла, а Блад разом сгреб весь ворох ткани, вытащив его из-под моих ног. Перетряхнул юбки одну за другой. Хмыкнув, отложил одну в сторону как раз ту, в пояс которой было вшито полдюжины золотых! Впрочем, на том свете мне они не понадобятся.
Что там? поинтересовался пират. Золото?
Золото, подтвердила я.
Голос не слушался, тело то обжигал стыд, то морозил страх, к онемевшим ногам начинала возвращаться чувствительность, добавляя неприятных ощущений.
Отпусти меня. Ты уже нашел все, что мог.
Правда? приподнял бровь он. А может, мне еще кое-где поискать?
Где? не поняла я.
Он усмехнулся. В следующий миг исчезли оковы с запястий, и я, не удержавшись, повалилась прямо на руки пирату. Зарыдала в голос боль в кистях казалась невыносимой.
Когда я опомнилась, оказалось, что я сижу на коленях у Блада как была только в сорочке и чулках, а он растирает мне запястья.
Потерпи немного, приговаривал он негромко и как-то даже ласково? Сейчас пройдет. Вот видишь, уже порозовели. Просил же
Я стиснула зубы. Просил, да. Не сопротивляться, чтобы было быстрее и удобней.
Всю жизнь, все мои восемнадцать лет, я слышала одно и то же. Молчи. Терпи. Смирись. Не возмущайся. Будь тихой. Будь скромной. Будь покорной.
Покорно жди, пока с тобой позабавятся от души, а потом убьют.
Я выдернула руки из его ладоней. Получилось слишком резко потеряла равновесие и слетела с его колен. Больно ударилась локтем, подскочила и в следующий миг снова забилась в жестких руках.
Пришла в себя, значит.
Тело совершило какой-то немыслимый кульбит, закружилась голова. Отдышавшись, я обнаружила, что лежу поперек его колен с задранной до поясницы рубашкой, руки выкручены за спину. Шлепок обжег ягодицу. Я вскрикнула и снова разрыдалась.
«Пожалеешь розгу испортишь ребенка», любил говаривать батюшка. На меня он розог не жалел, порой сидеть не могла. Помогло, правда, так себе, иначе не оказалась бы я здесь. Но одно дело розга от родителя, другое рука постороннего мужчины. Еще шлепок и еще удары сыпались градом, пока я не обмякла в его руках, дрожа и всхлипывая.
Меня снова вздернули вертикально, усадили боком на колени.
Ну и на что ты рассчитывала? рявкнул Блад. Одной рукой он снова держал за спиной мои запястья, второй сжимал волосы на затылке, развернув мое лицо к себе. Убила бы ты меня, и что? Потом что?
Не знаю! всхлипнула я. Какая разница, если все равно
Не все равно! На этом корабле пять дюжин мужчин, которые женщин месяцами не видят! Ты понимаешь, что бы с тобой сделали, когда узнали о моей смерти? Пару дней, может, и протянула бы, всей душой прочувствовав, что такое смерть на колу!
Ты все равно собирался отдать меня им, так какая разница? закричала я ему в лицо.