Не путай, душа моя, конфуз и рядовую ошибку подал голос из-за развёрнутого газетного номера отец, в последней нет ничего страшного, если она вовремя обнаружена.
Ах, не слушай отца, он так же бесчувственен в этих деликатных вопросах, как и большинство мужчин! улыбнулась Кельсия.
***
После собрания смены господин начальник пригласил Сурьму в свой кабинет. В маленькой комнатушке помещался лишь заваленный бумагами стол да этажерка, зато в круглое окно во всю стену было видно открытые пути, маневровые локомотивы и ангары для мелких ремонтных работ, а так же любимое место Сурьмы огромное кольцо прогонного пути, на котором обычно проверяли ход живых паровозов, и которое почти всегда, к великому её огорчению, пустовало.
Стоя на пятачке между столом, этажеркой и дверью, Сурьма впилась взглядом в этот путь, словно утопающий в спасательный круг, и с напряжением ждала, когда же невысокий полноватый господин начальник в своём неизменном сером в тонкую полоску костюме в цвет седины в его буйной шевелюре соизволит огласить вердикт.
Господин начальник, как и всегда, не спешил. Он сосредоточенно раскуривал трубку, стоя спиной к пробуждающей и поглядывая в окно, где и локомотивы, и все его подчинённые, работающие с ними на открытых путях, были как на ладони.
Он справился со своей трубкой и развернулся к Сурьме лишь тогда, когда напряжение той достигло такого накала, что воздух вокруг неё начал тихонько потрескивать, будто кто-то ломал тонкие сухие прутики.
Господин начальник молча положил поверх горы бумаг на своём столе заключение Лития, развёрнутое к Сурьме, и её взгляд лихорадочно пробежался по нужным строкам.
Не может быть! в смятении выдохнула она. Да они сговорились!
Начальник выпустил изо рта аккуратное колечко дыма.
Вы были не правы, госпожа диагност, произнёс он глухим ровным голосом, когда дымное колечко растаяло под потолком, в следующий раз прошу вас быть внимательнее.
Сердце ухнуло так же, как бывает, когда зимой поскальзываешься на заледеневшем тротуаре, и ноги взлетают вверх, а тело летит вниз, и ты вот-вот шмякнешься спиной о камни. Только зимой на тротуаре это ощущение занимает доли секунды, а сейчас оно длилось и длилось, как в страшном сне. По шее к щекам Сурьмы поднялся удушливый жар, губы чуть задрожали, и она сжала их плотнее, чтобы не заметил начальник.
Рачительность господина Висмута избавила и нас всех, и вас лично, продолжил он, строго глядя на пробуждающую, от неприятных последствий. Думаю, вы поступите верно, выразив ему свою благодарность за поддержку.
Что? не столько произнесла, сколько просвистела резко втягиваемым сквозь сжатые зубы воздухом Сурьма. Благодарность? За поддержку?! Да он же да он Она почти задыхалась, на ощупь отыскивая в помрачившемся разуме словечко, которым можно было бы побольнее треснуть Висмута, пусть тот и отсутствовал в кабинете.
Первоклассный специалист! Согласен с вами, кивнул начальник.
Да он пьяница! выпалила Сурьма.
Кустистые брови начальника, делавшие его похожим на рыбного филина, поползли к переносице.
У вас есть основания для подобных заявлений? очень тихо спросил он.
Я я видела его пьяным, стушевалась Сурьма, сообразив, что ляпнула лишнего, но пути назад уже не было.
Господин начальник опёрся кулаками о край стола и грузно покачался с пятки на носок, сверля её взглядом.
На работе? строго спросил он.
Нет, пролепетала Сурьма.
Он непотребно себя вёл?
Нет.
От него пахло спиртным?
Нет Но он едва держался на ногах и я видела пустые бутылки. В уголках глаз Сурьмы вскипали слёзы, но лицо пылало так яростно, что жар, исходивший от её щёк, высушивал слёзы, не давая им пролиться.
Вы сейчас тоже, госпожа диагност, едва держитесь на ногах. Какие выводы я должен сделать?
Никаких, господин начальник, едва слышно прошептала Сурьма, не в силах более выдерживать его строгий взгляд.
В следующий раз я прошу вас писать официальные докладные, в которых вы будете приводить веские доказательства вашим словам, а не ябедничать по углам, низким басом пророкотал начальник. А теперь ступайте работать, и его мохнатая левая бровь многозначительно изогнулась.
На деревянных ногах выскочив из кабинета, пристыженная Сурьма ринулась прочь, но успела услышать, как вышедший следом за ней начальник попросил кого-то передать Висмуту, чтобы тот зашёл к нему после смены. Сердце Сурьмы, превратившееся в расплавленный свинец и распиравшее грудную клетку изнутри так, что невозможно было дышать, вдруг захолонуло: новичка ведь теперь уволят! Следом сверкнула искорка злорадства: ну и поделом ему! Но что-то склизкое и холодное, словно большая жирная пиявка, уже успело присосаться где-то под рёбрами: а ведь она действительно ошиблась! И не влезь этот несносный технеций со своим молоточком, по её вине могли бы погибнуть люди, а это куда как страшней, чем те пять минут позора, которые она только что пережила.
Глава 6
Как назло, в этот день почти вся бригада работала в ангаре. Когда Сурьма появилась в дверях, на минуту затихли лязг, скрежет, постукивание, скрип и прочие привычные звуки: все лица повернулись к ней, и ей показалось, что коллеги смотрят кто искоса, кто насмешливо, а кто и с явным разочарованием и неодобрением. Святые угодники, если этим олухам есть дело до её профессиональной репутации, то что же скажут дома, когда узнают, как она опрофанилась! Хорошо хоть новенького нет работает на маневровом локомотиве. Сурьма резко выдохнула, тонкие ноздри нервно затрепетали.
Ну, как оно? робко, с сочувствием спросил стоявший ближе всех Барий.
Как в грязь лицом, процедила Сурьма и ринулась в самый дальний угол ангара, схватив с центрального стола стопку техлистов, чтобы найти свой.
Барий пошёл за ней, а ангар наполнился привычными рабочими звуками.
Неужели сильно досталось? спросил из-за спины Барий.
Нет! отрезала Сурьма, шурша техлистами.
Вот и я думаю: не за что тут выговаривать, миролюбиво хмыкнул Барий, со всяким же может случиться. Главное вовремя обнаружили, делов-то!
«Делов-то»?! передразнила Сурьма, резко крутанувшись на каблуках, развернулась лицом к собеседнику. У меня вся карьера вся жизнь на волоске висит, а тебе, конечно «делов-то»!
Да ведь пустая ошибка-то, непонимающе заморгал Барий, растерянно лохматя большой длиннопалой пятернёй свой непослушный чуб, ты чего?
Я чего? Я, к твоему сведению, ничего! А вот вы все уставились на меня, как на последнюю позорницу, стоило на пороге появиться!
Барий особенно выразительно хлопнул глазами и потрясённо схватил ртом воздух.
Да мы все только и переживали, как бы господин начальник не огорчил тебя, Сурьма! выпалил он. А ты говоришь! Да никто б из нас не стал, тем более из-за такого, ты что! Все ж здесь нормальные мужики, всё понимают! А ошибки они ж со всяким
Только вот я не «всякая»! едко перебила его Сурьма, отыскав, наконец, в пачке техлистов своё задание. Это, может быть, для вас такая ошибка пустое дело, а для меня Она захлебнулась, не в силах подобрать подходящее слово. Для меня Взмахнула листами так резко, что часть из них посыпалась на пол. Для меня это дело чести! Она сунула остатки бумаг Барию. Всё. Не мешай работать! и крутанулась к нему спиной.
В ушах колёсами идущего на предельной скорости паровоза грохотал пульс, плечи и спина под молочно-белой рубашкой и кожаным корсетом зудели от направленных на неё участливых взглядов, а в груди разгоралось желание убежать в самую дальнюю мастерскую и спрятаться под самый пыльный верстак, чтобы не нашёл никто до скончания века. И где-то в желудке подвывало оброненное «дело чести», и казалось, что это слово честь к ошибке в диагностике относилось сейчас меньше всего, а к Сурьме не относилось и вовсе. «Веские доказательства, напомнила совесть рокочущим басом господина начальника, а не ябедничать по углам!»