Сегодня ей хотелось еще и не откладывая. Хотелось достаточно сильно, чтобы не обращать внимания на тревожные звоночки сознания о том, что Саймон Хеллстрем жестит без повода.
Ощущение пропитанного недавней страстью нижнего белья на чистом причинном месте доставляло определенный дискомфорт, и она безжалостно отправила трусики в корзину для использованной бумаги. Представив, как будет ехать в утреннем вагоне метро в пальто, но без трусов, Майя рассмеялась.
Да хоть голой, в самом деле. Только бы оказаться под ним снова.
Ей хотелось наброситься на него немедленно. И кофе с корицей, от которого приятно вяжет во рту.
Когда она снова вернулась в огромную комнату с видом на ночной город, Саймон сидел на высоком барном стуле, гоняя по стойке стакан, до половины наполненный алкоголем: початая бутылка коньяка стояла на другом ее конце. Искусственный свет делал содержимое стакана похожим на йод, и Майя почувствовала, как рефлекторно сжимается гортань. Возможно, это просто жажда? Она смотрела на его длинные ноги, обтянутые светлыми, не по-весеннему дырявыми джинсами, чувствуя, как язык становится шершавым, а мысли путаются.
Хочу пить, сказала она вслух.
А я выпить, парировал Хеллстрем. Вода в холодильнике. Будь как дома.
Уже запуская руку в нутро двухстворчатого монстра-рефрижератора, нащупывая в дверке рифленое стекло бутылки Рамлеса, Майя озвучила и второе желание:
Сваришь мне кофе, Симме?
Сперва она услышала стук стекла о твердую поверхность, после несколько неторопливых тяжелых шагов сзади. Потом дыхание в затылок.
Ее пальцы цепко сжали холодное горлышко. На всякий случай. Почти инстинктивно.
Ничего не забыла? поинтересовался он весьма грозным тоном. Чувствуя, как по венам растекается огонь, будто это она только что бахнула шот коньяка, Майя обернулась, свинчивая пробку с бутылки.
Забыла. Можно мне корицу вместо сахара?
Делая долгий глоток, она понимала, что рискует, но пошла ва-банк, проталкивая холодное горлышко в рот несколько глубже, чем того требовало простое желание напиться. Газировка была колючей до слез, но это только добавило реалистичности ее маленькому представлению. На лице Саймона медленно, но верно расцветала уже знакомая ей улыбка. Майя едва успевала глотать, не отводя совершенно невинного, но очень внимательного взгляда от его лица. Ее губы скользили по гладкому стеклу, в то время как мысли падали вниз, возвращая ее в полутемную коробку рабочего кабинета, где осталось лежать ее красное платье.
Отставив почти пустую бутылку, она провела холодным пальцем по его горячей шершавой щеке.
Подхватив Майю под зад, Хеллстрем одним махом усадил ее на кухонную тумбу, втискиваясь между коленок и до боли впиваясь пальцами в податливое тело. Он причинял ей боль, но сейчас это было чем-то вроде одобрения, и это заводило их обоих.
Ты забыла сказать: «пожалуйста», выдохнул он ей в губы, но не поцеловал. Вместо этого Саймон впился в ее шею, явно стремясь оставить заметный след. Она была готова продолжить игру, но он оборвал ее сам, отстраняясь, поглаживая пальцами наливающийся болью свежий засос и будто любуясь. Поэтому у тебя пятнадцать штрафных минут. Можешь потратить их в душе, пока варится кофе.
Я настолько грязная?
Ага Настолько, что я себя почти не контролирую. Срочно смой с себя это!
Она не успела сделать и двух шагов, снова почувствовав его ладони у себя на бедрах. Одним коротким, но резким движением Хеллстрем остановил ее, прижимая к себе, вжимаясь в ее ягодицы своим обтянутым узкими джинсами пахом. Казалось, теперь его пульс отдавался в ее висках.
«Твой зад, сука, останется здесь», вспомнилось Майе.
Еще мгновение спустя он запустил пальцы в ее волосы, заставляя запрокинуть голову, укладываясь затылком к нему на грудь. Подавшись вперед, он лизнул ее в ухо, прихватывая зубами мочку вместе с сережкой, обдавая теплым, пахнущим коньяком дыханием.
Эй погоди. Потом напяль эту майку еще раз, ладно? На мне она никогда так не сядет.
Не такая уж у меня большая
Просто скажи: «Да, Саймон».
Да, Саймон.
Свободна.
Она выдохнула только тогда, когда закрыла за собой стеклянную дверь маленькой ванной комнаты.
Девушка в майке Хеллстрема на голое тело по всем законам жанра и должна была быть грязной. Но если он хочет иначе, она будет пахнуть чистотой и свежестью. А еще им самим, подумалось Майе.
Петер любил сладкие цветочные духи: дома, в тумбочке валялись задаренные им пузатые флакончики. Почти такие же, как у его добропорядочной матушки. На перезрелой коже фру Снорк все эти ароматы орхидей и цветов кактуса превращались в кричащую какофонию с затхлыми нотами спрятанного за этим разноцветием сдобного тела.
Интересно, что выбрал бы для неё Саймон? Моно-аромат с запахом томата? Крови? Может, снега?
А что носит он сам?
Она тотчас запретила себе думать о том, какой он. Потому что именно так люди привязываются, пропитываясь ненужными подробностями. Завязывая нити душ на ничего не значащих мелочах, будто захламляя личное пространство памятными безделушками, цена которым пара крон в Старом Городе.
Вода падала на нее откуда-то с самого потолка, а Майя, как завороженная, переключала режимы с горячего на холодный и обратно, возвращая себя с небес на землю, осаживая багровую муть собственных желаний. Она взяла с полки первый попавшийся серебристый флакон. Гель для душа. Мужской, естественно. Ну, пусть так Запах моря, леса, белого Марсера и настоящего мужика, по мнению креативщиков «Орифлейм».
«Нет, Симме. Нет. Кончай куда угодно, только не в душу. Я могу пустить тебя между ног, но не дальше», думала она, разбирая мокрые, теперь пахнущие чем-то отчетливо мужским волосы, разглаживая чуть влажную майку. Весьма кстати Майя вспомнила о чулках, испортить которые было бы натурально катастрофой. Прополоскав, Майя осторожно повесила их на полотенцесушитель, прикрыв полотенцами.
Утром будут как новенькие.
Хорошо, что завтра не ее смена. Можно будет упасть головой в подушку и постараться забыть этот вечер и ночь, которая только началась. Сколько у нее было ночей, о которых и вспоминать-то не стоило? Теперь еще и эта, о которой помнить хотелось, но себе же дороже
Ее папенька сказал бы, что Саймон Хеллстрем сам Дьявол. Тем приятнее было вспоминать о том, что уже было, и думать о том, что еще только будет. И тем сложнее и важнее забыть о нем, как только все закончится. Никто дома не учил ее брать от жизни то, что идет в руки. Отец искренне верил в то, что всего нужно добиваться своим трудом в данный момент он сам добивался цирроза печени, не покладая рук. Чувствуя, что растягивает этого потрясающего самца по отцовской системе ценностей, Майя была готова причинить себе боль, чтобы перестать.
Ей хотелось бы пахнуть ладаном, как и полагалось дочке священника в ее беспокойном воображении.
Интересно, что ей за это будет? В каком аду ей гореть?
Саймон действительно сварил ей кофе, и в воздухе теперь отчетливо пахло корицей.
Спасибо, даже сказав это вслух, Майя боялась притронуться к маленькой чашке. Она чувствовала себя как дома, но совершенно потерянной. Словно Алиса, которая упала в кроличью нору, но все еще продолжает лететь, затаив внутри предчувствие сокрушительного падения.
В первый раз сделала большую глупость, детка? в его ироничном тоне сквозило ободрение, будто Хеллстрем по-дружески обнял ее, даже не вставая со своего места. Посмотрев на него искоса, Майя увидела знакомый уже обдолбанный взгляд. В его расслабленно-широких зрачках танцевала совершенно голая полночь.
Воспользовался своим тайм-аутом, значит.