Нет, внешне все было весьма благопристойно, в доме чистенько, Даня выбрит, ибо отец позвонил и предупредил сына о своем визите. А о том, что на даче неладно, говорили Данины горящие адским пламенем глаза, стоящая колом, чрезмерно накрахмаленная сорочка при полном отсутствии каких-либо штанов.
Бутылок нигде видно не было, но, когда отец зашел помыть в ванную комнату руки, выяснилось, что вся ванна густо залеплена мокрыми наклейками «Агдам», «777», «Арарат» (три звезды) и «Столичная». Разразилась культурная катастрофа: сын, двадцать четыре года в рот крепкого не бравший, пребывал в запое.
Ректор, вызвав знакомого нарколога и медсестру с капельницей, вышел успокоить нервы на крыльцо и в очередной раз схватился за сердце и сунул в рот таблетку валидола.
Ветер завывал, мертвенный свет луны заливал участок, вокруг чернели сосны и ели, и насколько хватало глаз, снежное поле пузырилось холмиками, из которых торчали кресты.
Это что?
Это не я, это она, ворочая опухшим языком, промямлил сын. Это она все. Не поверишь: каждый день хороню, а она все ползает и ползает
Потом Даниила, ставшего буйным и слезливым, скрутили, кинули на антикварный диван, подвергли чистке кишечника и установке капельницы, а Ректор, перекрестившись, сковырнул один из холмиков. Под ним оказалась удавленная кошка.
В старый дачный нужник в глубине сада последнее Зоино пристанище Ректор заглядывать побоялся, тем более что от него шла заметенная снегом, но ясно видная, отчетливая цепочка следов, которая, пропетляв вокруг дома, удалялась в сторону шоссе.
Сзади похлопали по плечу. Пан Ректор вздрогнул.
Олег.
А, что? Фу!
Дела плохи, серьезно сообщила нарколог, закуривая, можем не справиться. Как бы чего не вышло.
Уверена?
Она хмыкнула:
Олег, огорчу я тебя сейчас до невозможности. У твоего сына открытая алкогольная тропность.
Откуда ей взяться, тропности? угрюмо спросил Ректор. Ты меня хоть раз пьяным видела?
Тебя нет, ответила она и со значением посмотрела ему прямо в глаза.
Ректор отвел взгляд.
Но он же на дух спиртного не переносил, даже парфюмом почти не пользовался тошнило от запаха
Возможно, до поры до времени, пока все хорошо и благополучно, пока нет предпосылок, ему алкоголь был безразличен. А как только складывается, как бы это сказать длительная психотравмирующая ситуация, то человек моментально хватается за стакан, приучается и спивается. В считаные дни формирует у себя состояние полной зависимости от алкоголя.
И что же, ты хочешь сказать, что мой сын полный алкоголик? вскинулся Олег Емельянович.
Она щелчком отправила окурок в снег и повысила голос:
Ты меня учить будешь? Или будем человека спасать? Слушай внимательно, если не хочешь, чтобы твой сын закончил жизнь в психушке
Не может быть, он же до двадцати четырех в рот спиртное не брал, и не тянуло его
За-мол-чи! отчеканила она. Теперь все по-другому. С такой-то наследственностью ему крепче кефира ничего нельзя было даже нюхать. И теперь я лично вижу, что он будет заливать каждый день, и завязать он не в состоянии. Понял?
Олег Емельянович судорожно соображал: «Все. Приплыли. Что же делать-то? Узнают в академии, в министерстве сначала эта дрянь, теперь сын алкоголик. Понимающие взгляды, подмигивания, подлые булькающие подарки с намеком Что делать?!»
По-моему, очевидно, что делать, как бы прочитав его мысли, продолжила она. Сейчас мы кладем его больницу.
Нет, никогда! Что ты?!
Еще раз повторю, для особо одаренных, терпеливо говорила врач, только госпитализация. Пока не поздно, мухой к нам, ближайший центр неподалеку, под городом Т. Тихо, спокойно. Откачаем, поставим на рельсы. А дальше: никаких предпосылок для рецидива, никаких потрясений. Его задача: забыть обо всем, что содержит даже толику спирта. Вплоть до зеленки и валерьянки. Ни в каком виде. Ни в какой дозе. Иначе день сурка, он каждый раз будет возвращаться к сегодняшнему состоянию, только вниз по спирали. Далее шизофрения, паранойя, мании, что похлеще. Мы его откачаем сейчас, а дальше тебе придется бороться самому.
Ну а как узнают? Вспомни, как это было, уже явно сдаваясь, умоляюще прошептал он.
Кто узнает? Мы же не в государственную, не в наркологию, мы в частную клинику. Полная, стопроцентная конфиденциальность. Бывшая электростанция на торфе, среди болот. Случайных людей нет, все свои. Если угодно, диагноз придумаем, а то и вовсе светить вашу фамилию в списках не будем.
Пан Ректор молчал.
Решайся, Олег, время дорого, поторопила она. Сейчас еще не поздно. Диета, успокоительные, физические нагрузки, чистка-витамины вернется как новенький.
А если
Никаких если. Ну?
Молчание.
Все, едем, решительно подвела врач черту под их разговором.
Глава 8
Злосчастная ключница отправилась в сейф, сыщики сидели и ждали указаний от начальства. Внутренний червяк ненависти к преподам, все это время дремавший в душе полковника Крячко, активизировался, глодал активно и с аппетитом.
Нет, Лева, только подумай, каков упырь! Родной сын, больной, инвалид даже, пропал, как и не было, а папаша вола пинает. До того свихнулся на своей конфиденциальности, что до сих пор даже в розыск не подал. Одно слово живодер!
Гуров, сочувственно кивая, подождал продолжения монолога и, убедившись, что его не последует, заметил:
Как совершенно верно отметила всеведущая Лилия Ивановна, пан Ректор не желает никакой огласки, клиника тоже не желает огласки, и совершенно очевидно, что никто не желает ворошить некое прошлое. И кого-то это в корне не устраивает. Иначе к чему петрушка с ключницей? Он хмыкнул: Вообще, символично. То ли намек на спиртное, «ключница водку делала?», то ли из серии «вот вам ключ к разгадке»
То ли хлоп по морде, предположил Крячко. Все-таки ключница очень на кастет похожа.
И плюс еще цитата из ВИА «Раммштайн», посвященная некой матери, которая кого-то не родила к слову, вспоминается прочерк в свидетельстве о рождении Счастливого-младшего.
Что, думаешь поискать эту божественно рыжую соискательницу? с сомнением осведомился Станислав. Во-первых, сколько лет прошло
Во-вторых, что мы ей предъявим? Прочерк на месте ее имени? Бессмысленно. Да и что это даст, кроме того, что будут переживать из-за пропажи Даниила оба родителя, а не один.
Ну, допустим, сынок, обиженный папой, мог свалить к маме.
Ему за тридцать, о чем речь. Единственная более или менее внятная версия: шантаж, предположил Лев Иванович. Кому-то насолило святое семейство Счастливых.
Мне они тоже насолили, я ж молчу.
Ты молчишь? с иронией переспросил друг.
Станислав смутился.
Ладно, ладно, не молчу. В любом случае, кто-то не желает, чтобы нечто нам неизвестное оставалось шито-крыто. Иначе к чему прислали ключницу? И еще. Зачем он именно нас-то к себе вызывал? Ему что, позвонить некому? Почему не напишет заявление, как полагается?
И, обрати внимание, довольно быстро провели необходимые дорогостоящие экспертизы, заметил Лев Иванович. На каком основании, из каких средств, кто оплачивал бог весть.
Стас еще более помрачнел:
Вот именно. По реальным делам жди-дожидайся, а тут как по щучьему велению все необходимое сделали, вплоть до теста ДНК, да дважды понимаю, теперь это не так дорого, но все равно, что-то да стоит.
Я что предлагаю? Что, если поставить вопрос ребром, занять твердую позицию и отказаться от этого дела, предложил Гуров. В самом деле, своих дел навалом, рук и людей не хватает, а тут еще и домыслами заниматься. Хотя, конечно, насчет домыслов не все так однозначно.
Что такое?
Да вот, видишь ли, какое дело. И Гуров вкратце изложил историю частного расследования, предпринятого Марией.
Крячко от души рассмеялся и хлопнул по колену:
Да, Лева, теперь и жена твоя знает, каково это: искать там, где надо, а не под фонарем. И остается открытым вопрос: помимо старческого бормотания, есть что осязаемое? Трупы, например, есть али как?