Наконец на меня соизволили обратить внимание. Джеймс как-то резко, без предупреждения, повернул голову, перехватил мой взгляд глаза у него были темные, даже черные почти, и только когда он подошел ближе, ошеломленная этим парализующим впечатлением, я разглядела, что это его зрачки так сильно расширены, что затмевают радужку глаз. Каким-то подспудным чувством я ощутила, что причина реакции во мне. За красивым и спокойным внешне фасадом всколыхнулась и разлилась дикая волна чего-то необъяснимого, стоило Джеймсу Уорноту лишь на секунду встретиться со мной глазами. Любовь ли то была? Ненависть ли? По моему телу побежали мурашки, и нестерпимо захотелось обнять себя руками, чтобы согреться, но он уже говорил мне что-то под понимающую улыбочку врача и наклонялся.
Привет, дорогая. Как ты себя чувствуешь? донеслось до меня с катастрофическим опозданием, словно звук неправильно наложили на картинку.
В этот момент он меня уже поцеловал.
На мое лицо обрушилась целая лавина новых ощущений. Я чувствовала тонкий запах древесного мужского парфюма, не ярко-свежий, бьющий в нос, а в финальных нотах, которые остаются на волосах, коже и одежде, когда верхние и центральные выветрятся; легкое покалывание почти незаметной щетины на подбородке; теплое дыхание на своей щеке; бархатное и немного влажное прикосновение самих его губ. Его пальцы больно сжали мое плечо сквозь ткань нелепой больничной распашонки, и только тогда я сообразила, что он хотел бы поцеловать меня глубже, проникнуть в мой рот языком, но не может, потому что мои губы не открыты. Я просто не додумалась открыть рот, когда он ко мне прикоснулся, и так и осталась сидеть, как младшеклассница, со стиснутыми в тонкую полоску губами, пока ослепительный мистер Джеймс Уорнот меня целовал.
Когда он выпрямился, лицо его не выражало недовольства. Впрочем, удовольствия на нем тоже не было. Я лишь беспомощно поморгала, пока в моей голове кипело слишком много всего: много вопросов, много мыслей, много Джеймса.
Ну вот и славно, всплеснул руками доктор, будто только что лично нас поженил, все необходимые документы я оставлю у администратора, мистер Уорнот. Спасибо вам и вашей супруге за благотворительный взнос. Удачи вам, Фэй. Теперь если и окажетесь у нас, то только потому, что просто заглянули в гости, договорились?
Он подмигнул мне и ушел, оставив наедине с неизвестностью, тем мужем, которого за меня нынешнюю выбрала двадцатилетняя я, и непонятным «Фэй», на которое я под действием сильных эмоций не очень-то обратила внимание.
Прости, произнесла я, как только вспомнила, что умею говорить.
За что? неподдельно удивился мой староиспеченный супруг.
Я тебя не поцеловала в ответ. Растерялась.
Произнося это, я уже сумела взять себя в руки и вспомнить о намерении «не упрекать, не жаловаться, не скандалить», то есть напустила вид сдержанный и гордый. Джеймс, стоявший у кровати, посмотрел на меня долгим взглядом, и на минуту показалось, что он принял мои слова за шутку и просто ждет, кто рассмеется первым. Но я не собиралась шутить, а выдерживала вежливую оборону, извиняясь за то, что не поцеловала супруга, который на время бросил меня в больнице. Конечно, уже не осталось сомнений, что счет за лечение оплатил именно он, об этом говорили и слова врача о «документах» и даже упоминание о «благотворительном взносе», сделанном якобы от нашего общего имени, и я испытывала благодарность мужу за это, но
Всегда есть оно, это самое «но», во всех отношениях между мужчиной и женщиной, правда? Он вывалил за меня кучу денег, эфемерную сумму даже, если считать по меркам двадцатилетней студентки, коей, как мне до сих пор еще казалось, я была до вчерашнего дня. А мне хотелось, чтобы он просто хоть раз позвонил и спросил, как я тут без него, чтобы оставил телефон и по утрам бросал мне глупые, нежные, романтичные смски, а я бы на них отвечала сердечками. И эта проклятая, зияющая, черная дыра в моей памяти только все ухудшала, потому что, возможно, когда-то все это между нами было, и он кидал мне смски, и я забрасывала его сердечками, и именно эти теплые, прожитые нами вместе чувства дали бы мне силы сейчас все понять и не обижаться. И я бы обняла его и все простила, и он бы растаял, и мы бы быстрее нашли общий язык.
Но передо мной стоял мужчина, у которого прошлое со мной было а у меня с ним его не было. И я не знала, почему он готов тратить на меня свои деньги, но не свое время и внимание, я понятия не имела, каков он внутри, в душе, хороший или плохой, злой или добрый. А сидела и судорожно ломала над этими вопросами голову только потому, что испытывала горькую обиду. Мне было обидно, что из-за провала в памяти оказалось так, что я не прожила «нашу» историю с Джеймсом и не могу туда вернуться. Невозможно снова поцеловаться в первый раз. Для меня он, этот самый первый, случился вот только что, буквально пару минут назад, а для моего мужа когда? Год, два назад? А может, и все четыре? Нельзя повторно сходить на первое свидание, второй раз впервые заняться сексом, замирая от предвкушения и трепета при виде обнаженного тела партнера. Мы словно оказались на разных временных параллелях, он улетел далеко вперед, в будущее, я застряла в прошлом, а параллельные прямые, как известно, не пересекаются.
А мне очень захотелось, чтобы пересекались. Потому что уж не знаю, что творилось в голове у двадцатилетней меня, но сейчас, в нынешнем своем состоянии, я была просто убита мистером Джеймсом Уорнотом. Наповал расстреляна в лучших традициях жестоких боевиков. Его запахом. Его голосом. Его этим непонятным диким взглядом. Его поцелуем, когда он до боли сжал мне плечо, словно требуя очнуться и ответить. Его намерением рассмеяться в ответ на извинения. Всем тем, что я не могла логически себе объяснить, даже если бы пожелала.
Одевайся, Джеймс поставил на край постели возле моего бедра большой хрустящий пакет из коричневой бумаги с логотипом известного бренда. Мои извинения он решил никак не комментировать, но, к счастью, все же и не засмеялся.
То, что я до поры даже не заметила, что у него в руках что-то есть, говорило лишь о том, насколько он сам поглотил и занял все мои мысли. Я потянулась к пакету, отогнула краешек и запустила руку, трогая одежду. Пальцы наткнулись на жесткий прямоугольник бирку. Все новое, только что из магазина. И, насколько я в свои студенческие времена ориентировалась в цене, стоит недешево.
Это подарок или ты просто сжег всю мою старую одежду? вырвалось у меня против воли.
Несколько секунд Джеймс смотрел на меня с явным и неприкрытым недоумением, а затем все-таки расхохотался. Смеялся он заразительно, мне даже самой захотелось улыбнуться, и только прежняя обида и удивление на то, что он не приносил и не присылал мне более прозаичных и дешевых, но и более необходимых вещей, будь то нижнее белье, зубная щетка или резинка для волос, не давали мне этого сделать.
Ну ладно, пошутили и хватит, бросил он уже серьезно, прекратив смех так же внезапно, как и начал, и хлопнул ладонью по пакету, здесь все, как ты любишь, одевайся и поехали, у меня нет времени ждать.
В отличие от меня, извиняться он, похоже, вообще ни за что не собирался, как будто считал само собой разумеющимся, что жену не требовалось навещать. Ладно, я пообещала себе, что разберусь с этим позже, в нашем долгом и, как хотелось верить, счастливом совместном будущем. Но тут обозначилась новая проблема. Я понимала, что если у меня есть супруг, то он наверняка уже видел меня голой, но в моем, еще не успевшем переключиться с прошлого на будущее сознании, ослепительный мистер Джеймс Уорнот оставался не очень знакомым мужчиной, с которым у меня ничего, кроме недопоцелуя, толком и не было.