В чертогах Тьмы - Марина Вячеславовна Моргунова

Марина Моргунова

В чертогах Тьмы

Лиза подняла чёрный клеёнчатый верх коляски, когда заморосил мелкий холодный дождь. Колёса месили дорожную грязь, а коляска подпрыгивала на каждой колдобине. Кучер, казалось, задремал. Старая понурая лошадь, едва переставляя ноги, медленно тащилась по знакомой дороге.

Барышня тяжело вздохнула. Ей постоянно не хватало воздуха. Казалось, что грудь сдавлена тяжёлой каменной плитой. Подобно той, что покоится теперь на могиле её родителей. Девушка вытерла платочком влажные от слёз глаза, тихо всхлипнув. Она едва сдерживала рыдания, которые горьким комком поселились в её горле.

После гибели родителей в железнодорожной аварии жизнь разделилась на «до» и «после». Когда-то в прошлой жизни у неё было счастливое радостное детство. Её растили в любви и заботе. Окружали неусыпным вниманием и делали всё возможное, чтобы зло никогда не коснулись маленькой Лизоньки.

Но всё тщетно. Теперь она совсем одна. Без поддержки любящих родителей. Без заботливой няни, которая рассказывала прекрасные сказки, где добро всегда побеждает зло. Порой такие наивные, с идеальными героями, что девочка едва сдерживала смех.

Без весёлых подруг из пансионата, без смешной старой француженки мадам Ревиаль их классной дамы. Без учителей и доктора. И всех тех, кто создавал вокруг воспитанниц пансионата идеальный прекрасный мир. Без ожидания рождественских каникул, долгожданной встречи с родителями, ёлки и подарков. В той прошлой жизни Лиза наивно полагала, что её идеальный мир нерушим.

Но всё рухнуло в один миг. В тот вечер разразилась страшная гроза. За окнами пансионата выл ветер и пригибал тоненькие деревца почти к самой земле. Они с подругами уже приготовили уроки и сидели в общей спальне. Когда яркая молния рассекала чёрный небосвод, девушки хором начинали отсчёт до громового раската. От грохота им закладывало уши. Но это лишь забавляло беззаботных барышень.

Неожиданно без стука вошла мадам Ревиаль. Вместе с Лизой они прошли в кабинет баронессы Приволжской директриссы пансионата. На фоне тёмного окна стоял высокий худой мужчина без единой эмоции на каменном лице. Он был представлен как нотариус. Когда юная особа взглянула на него, блеснула молния, прогремел гром. В тёмном силуэте на фоне яркого света молнии было что-то зловещее. Лиза невольно вздрогнула.

Это видение навсегда запечатлелось в сознании девушки, как граница. Как перелом между прошлой счастливой жизнью дочери, не очень богатых, но любящих родителей и воспитанницы престижного пансионата. И несчастной жизнью круглой сироты. Которая вынуждена существовать на опекунстве у дальней, совсем неизвестно откуда взявшейся родственницы, вдовы троюродного брата её отца графини Верховцевой.

Нотариус сообщил о железнодорожной аварии, о смерти родителей и о её нынешнем опекуне. До замужества сироты всё состояние будет находиться в ведение тётушки. Отроковице едва исполнилось пятнадцать лет. До окончания пансионата осталось ещё три года.

Каково же было разочарование, когда нотариус сообщил волю графини о немедленном отчислении её подопечной и доставки в родовое имение. Её сиятельство славилась не только устаревшими взглядами на воспитание. Ходили слухи о странных причудах графини, которая сама пережила страшную трагедию.

Верховцева потеряла мужа и дочь Сонечку в безжалостном пожаре в одной из башен особняка. Вместе с ними сгорела и горничная.

Безутешная вдова была на грани безумия от отчаяния. Уволила всю прислугу, оставив одну экономку. Закрылась в мрачном опустевшем доме, построенном в готическом стиле ещё дедом её трагически погибшего мужа. Некогда цветущий ухоженный сад и всё имение пришли в упадок.

За грустными воспоминаниями, тяжким камнем лежащими на сердце, Лиза не заметила, как въехала в деревню Верховцево, спрятанную далеко от цивилизации. Неказистые ветхие домишки крестьян. Сами местные жители серые, неопрятные, неразговорчивые. Они нехотя поднимали головы, отрываясь от своих повседневных работ. Хмурыми взглядами провожали медленно плетущуюся коляску.

Крестьянские дворы остались позади и лошадь повезла сиротку сквозь старую дубовую рощу, расположенную с западной стороны подножья холма. На нём нелепой тёмной громадиной возвышался готический хозяйский дом-замок. В его фасаде не было ничего родного, русского, знакомого, за что мог бы зацепиться взгляд. Мрачные серые стены, стрельчатые узкие окна. Пугающие горгульи копии тех, что хранят Notre-Dame de Paris.

Дубовая роща окончилась. Холм окружал высокий кованый забор с острыми пиками. Никто не встретил бедную родственницу. Ворота, распахнутые настежь, как видно уже давно никто не закрывал. Коляска въехала в запущенный парк. В октябре деревья стояли уже голые. Давно не стриженные сучья и ветки запутались странными устрашающими сплетениями.

Ледяной порыв ветра превратил осенний дождь в снежную крупу. Большие чёрные вороны, сидящие на безжизненных ветках деревьев, с резким карканьем сорвались в серое небо. С унылых болот, простиравшихся с восточной стороны подножия холма, доносились надрывные крики куликов.

То ли от холодного ветра и криков птиц, то ли от неизбежности неприятной встречи с дальней родственницей, в чьих руках теперь её жизнь, то ли от всего сразу, у девушки пробежал по спине морозец и рассыпался по телу тревожными мурашками.

Дом сердито смотрел на вновь объявившуюся родственницу. Казалось, что этот великан подслеповат на один глаз. Его северная башня чернела от копоти бушевавшего там некогда пожара.

Уныние, подпитанное страхом и тоской по родительскому дому, превратилось почти в отчаяние, когда тяжёлую дубовую дверь открыла старая экономка. Высокого роста, полная, с волосами, собранными в тугой пучок, она отмерила девушку таким взглядом, как будто пыталась понять, какую цену дадут за сиротку на невольничьем рынке.

 Здравствуйте, Елизавета Петровна. Имя-то, как у царицы,  холодно пробасила управительница.

От страха и неуверенности барышня лишь слегка кивнула головой. Тем временем кучер, суетливо кланяясь экономке, затащил в дом два чемодана. Всё это под пристальным ледяным взглядом исполинской женщины.