Танабэ поморщился.
Он уже тонны рисовой бумаги исписал своим каллиграфическим почерком! в попытках добиться вразумительного ответа хотя бы от Магистров Памяти Эру, но те только и продолжали талдычить своё ведётся мёрдж, обождите.
Какого космачьего!
Кажется, было проще в недрах злокозненной шевелёнки отыскать трек единственного кванта чужой отправленной через дип передачи, чем добиться от этих мерзавцев толкового ответа.
Конклаву профессор тоже писал. Ни ответа, ни привета. Омерзительное чувство собственной беспомощности не оставляло его с самого начала всей этой катавасии, питательным субстратом накладываясь на базовую тревожность, с которой Танабэ уже устал таскаться по мозгоправам.
Да и немудрено ли. Когда обычный пациент начинает тебе рассказывать, что завтра конец света и мы всё умрём это школьный случай, на втором курсе преподают. Берём готовые методологии и работаем. Проблема была в том, что Танабэ каждый треклятый день, запуская очередную симуляцию, доподлинно получал бессчётное уже доказательство того, что падение Барьера это вовсе не вопрос вероятности. Это вопрос исключительно короткой временной перспективы. Год, два, десяток террианских лет, десяток террианских столетий, но Цепь будет неминуемо разрушена. Если они не придумают, как это остановить.
На этом месте профессор снова едва не выругался.
Нет, это было неописуемо, это было за гранью добра и зла. Сама мысль о том, что доктор Ламарк мог поставить под удар то единственное, что защищало человечество от угрозы, никак не желала укладываться у него в голове.
Конечно, легко можно было себе представить сошедшего с ума безумного учёного, который, напялив на голову аляповатую корону и вооружившись световым мечом принялся бы скакать от звезды к звезде, скажем, угнав, паче чаяния, со стапелей новенький «Лебедь», пусть их Порто-Ново и не производил вовсе, это была технология, поделиться которой спасители то ли не пожелали, то ли не сообразили, в общем, на секунду представим себе, что такое возможно.
«Лебедь» в границах Цепи не удержишь, бормотал себе под нос профессор, решительно уписывая треклятые углеводы, обученный экипаж ему не требуется, лети себе, куда тебе надо, хоть с «глубинниками», хоть с собутыльниками.
С другой стороны, он же не самоубийца и не маньяк, тот бы рванул звездульку, ближайшую к Воротам Танно, чтобы с гарантией, чтобы наглушняк.
Триангуляция.
Вот что смущало. Какая вообще связь была между мифическим фокусом, нежданными сверхновыми и доктором Ламарком, который все последние десятилетия, как и сам профессор Танабэ, предметно занимался исключительно космологической статистикой, но никак не бран-гравитонами, которые остались увлечением его давно ушедшей молодости.
Да и сам фокус вместе со своими чудесами был слишком мелкой аномалией, чтобы заинтересовать доктора Ламарка да так, чтобы сдёрнуть его с тёплого местечка на кампусе и отправить в неприятные недра столько долго изучаемого им космоса.
Какой смысл? Доктор Ламарк, как все космологи, мыслил гигапарсеками. Любые интересующие его события лежали в области нарушений изотропии Вселенной на красных смещениях от десятки и выше. Как известно всякому первокурснику, такое космологическое смещение соответствует объектам, свет которых был испущен в момент, когда возраст Вселенной составлял всего пять сотен миллионов лет, и шёл до нас при учёте расширения пространства с расстояния в непостижимые 30 миллиардов световых лет, так отчего ему стал так интересен какой-то крошечный участок в Плеядах, отчего-то составляющий, согласно наблюдениям, сразу несколько квантовых парадоксов?
Хорошо, допустим, доктор Ламарк всё-таки сошёл с ума и поддался искушению приписать все эти парадоксы рукотворному происхождению фокуса, даже среди собственных студентов профессора Танабэ хватало дураков, чтобы так рассуждать. Да тот же доктор Накагава, чтоб ему пусто было, периодически заговаривается на этот счёт. Можно подумать, что рукотворность той же Цепи позволяла ей нарушать законы физики.
Использовать да, до некоторых пор даже кажущимся образом им противоречить, но нарушать!
Никакая рукотворность сама по себе ничего не доказывала. Сам Танабэ считал, что всему виной некачественная статистика, которую в Плеядах ещё поди правильно посчитай, и если всё промерить как следует, то всё в итоге сойдётся. Но увы, в этом вопросе он был на кафедре в меньшинстве, и с годами научный консенсус тут клонился не в его пользу.
Ну и плевать, всё равно это была не его научная тема. А вот доктора Ламарка фокус, видимо, беспокоил, причём так сильно, что он согласился участвовать во всей этой авантюре с триангуляцией. Где в итоге и пропал.
Вообще, в этом всём был какой-то непродуктивный, безумный, но настоящий научный азарт. Провести один из самых грандиозных по масштабам натурный эксперимент, разом подсветив «глубинниками» дип на декапарсеки вокруг, чтобы никакая притаившаяся там аномалия не увернулась.
И, видимо, добился своего, вот только научный результат всей этой триангуляции был ровно нулевой.
Некие координаты в глубинах Плеяд и ничего. Ни единого сообщения с тех пор.
А вот что было совершенно очевидно на взгляд отсюда, из уютных аудиторий Квантума, чьи окна выходили на парк с цветущими каштанами так это раздувающиеся белые пузыри остатков тех сверхновых. Эти ударные волны пёрли сквозь пространство так же неудержимо, как тикало само время, отсчитывающее момент, когда они сметут Фронтир своим нейтринным каскадом.
Эта статистика, сколько они ни старались, так или иначе находила свой выход, это вам не чудеса таинственного фокуса. И сколько бы они ни старались, все наличные эксаватты и вычислительные мощности рано или поздно спасуют.
Не к этому ли выводу пришёл доктор Ламарк, отправляясь в свой поход?
Или его к подобной идее кто-нибудь подтолкнул?
Учёные обыкновенно были не склонны поддаваться уговорам, предпочитая полагаться на силу науки, а не на вздорные рассуждения. Но есть на свете существа, перед авторитетом которых отступит любой, даже самый твёрдо стоящий на своём учёный. Если завтра к профессору Танабэ вломится Воин собственной персоной, так ли уж невероятно, что его железная воля и непогрешимая сила логических построений сможет поколебать его позицию в вопросе да чего угодно? Да и летящие с ирнами тоже порой бывали весьма настойчивы и убедительны, отчего-то видя человеческую натуру собеседника слишком уж насквозь для представителя чужой расы.
Так что же стало в случае доктора Ламарка последним аргументом в его возможном споре с собой? Зачем ему заведомо ставить под удар Барьер?
Погодите.
Профессор уже несколько минут в задумчивости разглядывал опустевшее дно стакана из-под морса, вертя его так и сяк в ладонях.
Что-то зрело на самом краю сознания, никак не желая показаться на свет.
А если предположить, что этот аргумент следует не обходить, а попросту выкинуть?
Предположим, доктор Ламарк узнал нечто такое, что разом делает всю эту угрозу на столетия вперёд абсолютно несущественным фактором, которым можно было смело пренебречь, хоть ты «глубинники» десятками взрывай по всей галактической округе, хуже уже всё равно не станет, тем более что сверхновые, бывает, и сами по себе лопаются, а уж всякие там случайные гравитационные волны непрерывно полощут Метагалактику, как бумажный кораблик во время шторма. Танабэ помнил про свои модели. Свои одинаковым фиаско обрывавшиеся модели. Они с завидным упорством раз за разом теряли стабильность. Не на любезных сердцу всякого космолога миллиардолетних масштабах, а в перспективе ближайшей тысячи лет максимум. Но дело явно было не в принципиальной обречённости Фронтира человечества.